Тот редкий случай в СССР, когда за выпад против Церкви было получено партийное взыскание
Старинная пословица, взятая в заголовок, нет-нет, да придет на ум. Кто из нас не наблюдал, как мелкие начальники, получив крупицу полномочий, теряют голову, возомнив себя представителями большой власти. Выглядит это грустно и порой комично. А раньше разве было иначе? История полна подобными примерами, которые нам щедро преподносят, например, архивные документы послевоенного СССР. Вот лишь один эпизод, характерный для того времени. Некрасивые выпады в адрес верующих тогда были делом привычным и, как правило, сходили с рук управленцам «на местах». Но на такое публичное оскорбление Церкви советское руководство закрыть глаза не посчитало возможным. Дело дошло до самых верхов.
«От этой пропаганды против Церкви нашей Родине только вред!»
26 сентября 1949 года председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Георгий Карпов докладывает в ЦК ВКП (б) Дмитрию Шепилову следующее:
«Уполномоченный Совета по делам православной церкви по Ровенской области тов. Дубовик 4 февраля с. г. прислал в Совет рапорт протоиерея Стецюк, благочинного Высоцкого района, Ровенской области, Украинской ССР, о неправильных (грубых) действиях заведующего отделом пропаганды и агитации Высоцкого района КП(б)У т. Качанова, (копия при этом прилагается) и сообщил, что Высоцким РК КП(б)У после проверки заявления Стецюка на т. Качанова наложено партийное взыскание» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 134).
Из рапорта благочинного Высоцкого района протоиерея Феодора Стецюка:
«Настоящим доношу, что явившийся из района п. Высоцк в с. Велюнь т. Качанов, уполномоченный по госпоставкам зерна, начал вести пропаганду против Православной Церкви и ее священнослужителей. Так, 15 августа с. г. на собрании в сельском клубе начал говорить людям, что их поп обманывает, что им нечего ходить в церковь, что Бога нет и прочее. И договорился до того, что если люди и дальше будут продолжать посещать церковь, то он церковь закроет или сожжет.
На следующий день вызвал церковного сторожа и приказал ему не звонить, затем наговорил ему всяких грязных слов, сказал, что тот звонит за гнилую булку хлеба. Когда же перед праздником Преображения 18 августа с. г. сторож позвонил к вечерне, то т. Качанов вторично вызвал его в с/совет и начал его ругать и грозить 25-летним заключением с принудительными работами. В день праздника Преображения 19 августа, когда народу бывает много, тов. Качанов до того разошелся и разнервничался этим событием, что рвался несколько раз из с/совета по направлению к церкви, чтобы разогнать людей.
Вечером того же дня на собрании в с/клубе приказал женщинам выбросить из своих домов иконы, а в мой адрес начал говорить такую чушь: что он меня знает как белогвардейского полковника, что я забился среди темной массы, чтобы обманывать людей. При этом публично заявил: «мы его утащим и расстреляем, то же будет сделано с его патриархом, митрополитом и епископом». Добавил еще, что мне место кирпичи делать, а новоназначенному настоятелю Высоцкого прихода священнику Алексею Власику будет место в карьере на каменоломнях.
Для народа этого было достаточно, чтобы выйти из инертности. В знак протеста все люди вышли из собрания, остались в клубе одни учителя и представители сельсовета. Некоторые из членов с/совета хотели взять слово, чтобы сгладить возмущение народа и опротестовать выступление пропагандиста, но т. Качанов не дал никому возможности говорить.
22 августа на собрании в клубе с. Велюнь т. Качанов заявил, что «ваш поп, когда я был у него, говорил мне, что в церкви есть высокообразованные люди, как например, патриарх, митрополиты, епископы, академики, священники, профессора в духовных академиях и др.». Да, я еще говорил ему, что в Церкви есть выдающиеся личности, как, например, архиепископ Лука Симферопольский и Крымский, доктор медицины, профессор (в миру) Валентин Войно-Ясенецкий, получивший за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенную в научных трудах «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов», присуждение Сталинской премии первой степени, что Патриарх, митрополиты, епископы и многие священники за патриотическое служение своей Родине удостоены внимания высокого Советского Правительства и награждены орденами и медалями. Окончив передачу этих моих слов, т. Качанов вывел свое заключение и публично сказал, что «дураки те, которые наградили попов, и рано или поздно все они будут расстреляны».
Такими наставлениями просвещает народ пропагандист т. Качалов. Вместо сцементирования общества он постарался за месяц своей работы в с. Велюнь разложить это общество, внес смуту и разочарование /…/ .
Если бы т. Качанов помнил слова Иосифа Виссарионовича Сталина, а он должен помнить, что мы есть винтики в великой машине Государства, то подобных гнусных речей он не произносил бы. Церкви же, кроме оскорбления, никакого вреда т. Качанов не принес. Наоборот, он всколыхнул людей и увеличил число верующих православных.
Донося о вышеизложенном, прошу принять все зависящие меры к ограждению выступлений т. Качанова, оскорбляющих религиозные чувства верующих, унижающих высокий авторитет православной русской иерархии и приносящих только вред нашей Родине». (Переписка Совета за 1948-1949 годы. ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 135–137)».
Легко отделался
Из представленной переписки не понятно, какую должность занимает товарищ Кочанов: в заявлении местного благочинного и письме уполномоченного Совета она указана по-разному. То ли специалист по пропаганде, то ли уполномоченный по заготовкам зерна… Может, он по совместительству заботился и о пище «духовной» для жителей Высоцкого района, и об их хлебе насущном. Любопытно не это, а то, каким взысканием отделался ретивый пропагандист. Судя по отчету председателя Совета, не придающего особого внимания этому вопросу, – всего лишь замечанием или выговором с занесением в личное дело. Понятно, что за такое вопиющее нарушение социалистической законности («сталинскую» Конституцию с обещанной свободой вероисповедания никто не отменял) ни партбилета, ни должности он не лишился. А ведь если нападки собственно на Церковь ему могли еще простить, то выпады в адрес тех «дураков, которые наградили попов и рано или поздно все они будут расстреляны» – это уже явная антисоветская пропаганда. Но почему-то никто не допросил Качанова: кого он под этим определением имел в виду – членов комиссии по присуждению Сталинских премий, государственных деятелей или, может, самого товарища Сталина? В конце сороковых за такое жесткое высказывание можно было в лагерь попасть. Но товарищ Кочанов, как следует из содержания переписки, отделывается лишь небрежным взысканием (и даже эта мера в работе Совета по делам РПЦ была прецедентом). Отчего так?
Что Патриарх хотел спросить у Сталина лично
Кто-то скажет: ну что, бывает, недалекий и, в общем-то, не адекватный человек потерял связь с действительностью от неизвестно каким путем доставшейся власти. Но если бы пример местного самодура был случаен… Такие, как Кочанов, очень быстро усваивают, когда следует представить себя радетелем законности, а когда можно безнаказанно унижать людей. Вряд ли местные управленцы, не дающие свободно дышать прихожанам храмов, частично открытых в военное время, знали, что, действительно, не все соратники Сталина разделяют его политику сближения с РПЦ. Но то, что невыполнение этой политики на местах ничем им не грозит, вполне усвоили. Усвоили это, по всей видимости, и советские СМИ. Тревожные сигналы доходили и до Патриархии.
Так, Карпов, имея в виду настойчивые просьбы Патриарха Алексия (Симанского) о встрече со Сталиным (он добивался ее до самой своей кончины, но она так и не состоялась), в докладе вышестоящей инстанции 12 января 1949 года обеспокоенно замечает: Патриарх потому и добивается личного приема, что хочет из первых уст узнать, намерено ли правительство менять политику в отношении Церкви. Беспокойство главы РПЦ не беспочвенно. Поводом к нему служат многочисленные примеры о проведении в разных областях страны антирелигиозной пропаганды (публичные лекции и статьи в местных газетах), не только направленной на борьбу с религиозными предрассудками и суевериями, но нередко сопровождаемой грубыми политическими выпадами против духовенства и верующих. Так, к своему отчету председатель Совета прилагает копию письма в патриархию священника по фамилии Варфоломеев из города Сорочинска Чкаловской области:
«Меня озадачила статья, напечатанная в газете «Чкаловская Коммуна» от 10 августа с. г. под названием «О преодолении религиозных пережитков». Сейчас мы имеем «де-юре» законную церковную власть: 1 – в лице Патриарха и Синода при нем, 2 – в лице уполномоченного по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР.
Мы имеем не один ряд случаев наград духовенства от гражданской власти, в том числе и самого Патриарха.
Как же, Владыка, теперь понимать все это? Неужели Правительство СССР стало бы держать при Министерстве специального уполномоченного для нас, если наша религиозная организация, судя по написанному в этой статье газеты, реакционная, то есть контрреволюционная?
Неужели Правительство награждает (по этой статье) деятелей контрреволюционной организации? /…/ Неужели снова пастырям церкви ждать 29–30-е годы, т.е. тюрьмы, ссылки и т. д.?»
Председатель Совета по делам РПЦ Г. Г. Карпов выступает на Поместном Соборе
Неловко получилось, да против смены курса не пойдешь
В завершение донесения в правительство Георгий Григорьевич обобщает приведенные сведения, констатируя: «в результате неправильного понимания антирелигиозной пропаганды в ряде республик и областей, несмотря на вмешательство Совета и его уполномоченных, за последние 7–8 месяцев местными органами допускались грубые административные действия, вызывающие тревогу и недовольство среди духовенства и верующих (слом и переоборудование церковных зданий, запрещение обрядов и треб, грубое удаление из церквей предметов культа и т. д.)» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 23–24).
Возможно, получая доклады уполномоченных на местах об ущемлении прав и свобод верующих, Карпов с некоторой неловкостью вспоминал, как он сам совсем недавно, в ноябре 1944 года, в преддверии проведения Поместного Собора Русской Православной Церкви, с высокой трибуны уверял иерархов РПЦ в том, что, «те явления, которые сейчас происходят во взаимоотношениях Церкви с государством, не представляют чего-то случайного и временного, а носят характер одобрения властью той позиции, которую Церковь заняла в отношении государства в предвоенное десятилетие и в военные годы».
И в дальнейшем председатель Совета враждебным отношением к Церкви и ее служителям не отличался. Однако, начиная с 1948 года, исполняя линию высшего руководства, будет докладывать о проведении политики ограничения деятельности Церкви.
