ВМЕСТЕ С БОГОМ — И НАРОДОМ

Глинская в честь Рождества Пресвятой Богородицы пустынь. Единственный монастырь, открытый в годы Великой Отечественной войны и еще два десятилетия служивший светочем православия в Советском Союзе. О нем много известно как о месте средоточия уникального явления — старчества, имевшего «прописку» также в Оптиной пустыни. Но еще больше, пожалуй, удивляет в его истории небольшой промежуток времени, с 1942-го по 1961 год, когда Богом сохраненные и вновь как из пепла воздвигнутые подвижники смогли показать всей стране воскресшую Святую Русь в ее монашеском обличии.

Это сейчас Глинская пустынь относится к Сумской области Украины. А в годы своего основания, в XVI веке, монастырь был частью российской Курской губернии. И впоследствии, вплоть до закрытия большевиками в 1922 году, продолжал быть колыбелью высокого русского подвижничества. Около 700 монахов и послушников жило здесь перед революцией, но дело совсем не количестве душ, а в подлинности Духа.

Из Евангелия мы знаем, что «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин 3:8). Об этом вспоминаешь, читая труд дотошного историографа и постриженника Глинской обители схиархимандрита Иоанна (Маслова), который путем колоссальной исследовательской работы частично восстановил архивы монастыря, собрал и опубликовал сведения об обители и ее подвижниках. Одна из глав его книги «Глинская пустынь. История обители и ее духовно-просветительская деятельность в XVI–XX веках» как раз подтверждает эту фразу. Это советской власти казалось, что она закрывала монастырь (сначала при Ленине в 1922-м, потом при Хрущеве в 1961-м) — Дух же просто «уходил» и «приходил» неисповедимо, по Собственной воле. И голос Его оставался всегда узнаваемый, во все века тот же.

Веками освященное место тянет к себе взыскующих иноческого жития. Даже если на месте монастыря – детский городок имени Ленина, сельхозартель, МТС или промкомбинат по изготовлению сельхозинвентаря, как это было в истории Глинской пустыни в 1920–1930-е годы. И как только становится «можно» (а захватившие Сумскую область летом 1941 года фашисты «не препятствовали» открытию храмов, в основном, конечно, с целью антисоветской пропаганды), святые пустоты стремятся к заполнению. В обитель тут же потянулись разлетевшиеся из нее иноки. Правда, не все еще вернулись из ссылок и лагерей, где в 1930–1940-е побывали почти все насельники, тем не менее к 1944 году здесь вновь водворилось не менее 20 прежних птенцов Глинской пустыни, и этот процесс возвращения продолжался и в дальнейшем. В миру они ютились кто где, занимаясь доступными им ремеслами, те, что в сане, продолжали совершать богослужения и требы на дому. Благо, «потрэба» у народа, говоря по-украински, была.

При первой же возможности прежний настоятель Глинской пустыни архимандрит Нектарий (Нуждин), умудрившийся сохранить кое-что из монастырского имущества и все это время живший в Путивле в затворе, приехал в обитель с твердым намерением возродить не столько стены, сколько полноценную монашескую общину. К моменту повторного открытия монастыря в 1942 году целы здесь были только больница с Крестовоздвиженской домовой церковью, архиерейский корпус и четыре братских, в которых жили колхозники. Вот в этих оставшихся двух помещениях и затеплилась вновь молитва.

И какая молитва! Больше всего удивляет именно это: когда истинный монах продолжает «держать ум свой во аде» и не поддается влиянию внешней среды, в то время как мир вокруг сходит с ума. Вот что пишет схиархимандрит Иоанн (Маслов) о духовном делании отца Нектария в годы его жизни вне обители: «тайно принимал он духовных детей на исповедь; каждую ночь неопустительно служил литургию. Нельзя было без чувства глубокого умиления присутствовать при совершаемых им богослужениях. Дух молитвы, почивавший на нем, переливался, казалось, в сердца предстоящих…»

С таким настоятелем не страшны были ни голод, ни холод. Как истинные древние подвижники, глинские иноки середины прошлого столетия радостно и благодарно вкушали на трапезе лишь вареную свеклу, ибо муки не хватало даже для совершения литургии, а служили ее в лаптях, потому что обуви тоже не доставало.

Они радовались самой возможности жить здесь и молиться — за себя, за приходивших к ним людей, за страну, облекшуюся во всеоружие против бесчеловечного врага, с его сатанинской идеологией, как монах облекается «во вся оружие Божие» против самых настоящих, а не привременных «властей тьмы». Это было партизанское подполье, о котором не подозревали фашисты: в общении с глинскими иноками, в соседстве с возрожденной обителью крепла вера и духовная сила народа, осознание, что «С нами Бог» — это не надпись на пряжках ремней у фашистских солдат, а невидимое и непобедимое надписание в душах тех, чье дело правое, а значит будет и победа.

Главное внимание отец Нектарий сконцентрировал на возрождении духовных традиций Глинской пустыни и старчества, которым она славилась. Ее устав был составлен по образцу Афонского. Это современному мирянину он кажется неподъемным, однако в строгом соблюдении всех положенных требований в церковном и келейном пении, чтении, поклонах, сидении, стоянии и прочем как раз-таки и заключается целительная сила духа, организующая в конечном итоге и душу, и тело.

Впридачу к высокому аскетическому подвигу 79-летний архимандрит Нектарий организовал и восстановление единственного уцелевшего храма, где до войны молотили зерно, и можно представить, во что он после этого превратился. Не только организовал, но и лично участвовал, так как все работы братия вела исключительно собственноручно.

Первыми помощниками настоятеля были: в деле восстановления устава — иеросхимонах Никодим (Калиуш), в деле восстановления старчества — схиигумен Антоний (Ветер). Первый был совершенно слепым, но совершенно невероятным способом видел присутствие человека и первым приветствовал его низким поклоном. Так же четко и благоговейно он сохранил и передавал в малейших подробностях уставное чинопоследование. С внешним обликом его срослось то самое бодрое христианское веселие духа, которое подделать невозможно, но можно этому научиться под руководством опытного старца. Основу этого закладывают первейшие монашеские добродетели: страх Божий и всецелое отсечение воли, послушание. Вот почему с первых дней восстановления Глинской пустыни откровение помыслов стало постоянной практикой иноков. Духовник отец Антоний учил братию, что «страсти нельзя считать каким-то легким помышлением, они глубоко входят в душу, откуда нелегко их изгонять. Если на земле страсть удовлетворяется, то она временно молчит, а по смерти без удовлетворения будет терзать душу. Поэтому так важно познать свои страсти и еще в земной жизни отсекать их…» Бескомпромиссная школа монашества… Она нужна во все времена, в годы всенародных испытаний вдвойне.

Как должен монах поститься, спросите вы. О невкушении мяса известно многим. В Глинской пустыни в 1940–1950-е годы даже рыбу — соленого судака — готовили не чаще раза в год. Коров хоть и держали, но молоко от них уходило государству, не доставалось братии. Даже хлеб на столе был в основном черный, белого не более куска в день. Да и вообще готовили и ели на дню только один раз. Обед с 12 до 13 часов, а ужин не был положен по уставу. Что такое монастырский завтрак, я думаю, все и так догадываются. К столу на четверых, по давней традиции пустыни, подавалась одна миска супа или борща, миска каши и компот. Все это варилось на дровах и торфе, так как газ и электричество в монастыре намеренно не проводились. Подальше от пресловутого прогресса душе легче достичь единения с Богом. Лишь свечи озаряли келлии, в которых жило по пять-шесть человек, не исключая старцев.

И ведь шли сюда советские люди, упрямо ища Бога. «В 1944 году в Глинской пустыни было уже 37 насельников (17 монахов и 20 послушников); в 1945 — 51, в 1950 — 56 и в 1952 году — 60 (34 монаха и 26 послушников)», — пишет схиархимандрит Иоанн (Маслов). На всех имелось только 7 священнических облачений и 3 стихаря, 13 подризников и 25 икон, в 1952 году ветхим числилось все, от постельного белья до верхнего одеяния монашествующих. За три года до этого монастырская опись имущества совершенно не пополнилась.

При столь очевидной нищете пустынь исправно выплачивала государству налоги по списку: натуральный и денежный с земельного участка, налог с урожая, подоходный, хозяйственный, отчисления в сельсовет, различные займы и даже средства на обязательное приобретение лотерейных билетов… Это при «активах» в 5 га болотистой неудобицы, на которой ничего не посеешь, кроме овощей. Кстати, с 1943 по 1945 годы едва открывшийся монастырь сдал стране более 170 тысяч рублей, не считая сотен пудов зерна и сотен метров полотна, а еще 14 тысяч рублей в помощь вдовам и сиротам.

Откуда же взялось все это? Пустынь жила народными пожертвованиями. Две трети дохода доставляла продажа свечей, еще пятую часть монастырь получал в чистом виде от многочисленных богомольцев. Обитель, богатая Духом, нужна была народу, и жила с ним единой жизнью. Получая одной рукой, другой тут же отдавала обратно. Паломники питались с братией с одного стола. Вместе со всей страной глинские иноки на полном серьезе голодали в 1946–1947 годах. Пока, наконец, весной 1947-го не получили от Шалыгинского райсовета 10 га земли и не начали сеять зерновые. Одновременно завели пчел, целых 14 ульев. И тут летом райисполком решил, что нечего нетрудовому элементу без дела сидеть: постановлением обязал братию (большую часть которой составляли иноки старше 60 лет) помогать с уборкой урожая соседнем колхозу «Красный Октябрь» в селе Сосновка. За полтора месяца на своей подводе пустынь перевезла 50 тонн груза, и все это даже не за «спасибо». Колхоз не выписал даже справки о выполненной работе. Кто-то трудится во славу Божию, а кто-то принимает это как должное.

… В 1994 году Глинскую пустынь вновь открыли, передав в ведение канонической Украинской Православной Церкви. Сейчас она — нет, не закрыта — почти не доступна русским паломникам из-за огневой завесы военного конфликта. Находясь практически на границе Украины с Россией, обитель пострадала от обстрелов 5 декабря 2022 года. Но Дух дышит где хочет, приходя и уходя.

Текст: Надежда Барулина