СВЯТАЯ БРАТИЯ
Новомученики и подвижники Высоко-Петровского монастыря глазами художника
Наверное, наиболее известная работа Павла Дмитриевича Корина (1892–1967) – триптих «Александр Невский», работу над которым художник завершил в 1943-м году. На центральной его части изображен сам благоверный князь Александр Невский. Этот образ видело большинство российских шестиклассников на обложке учебника по истории России. Многим известно это полотно, но не все знают, что для некоторых его образов художник использовал эскизы, сделанные за 10 лет до этого, в начале 1930-х годов, для картины «Реквием» (название «Русь уходящая» для полотна предложено Максимом Горьким). Так, для образа молодого богатыря на правой части триптиха («Старинный сказ») Корин использовал эскиз «Молодой монах», на котором изображен погибший в заключении именно в 1943-м году бывший клирик Высоко-Петровского монастыря иеромонах Феодор (Богоявленский), ныне прославленный как преподобномученик.
О самой картине Корина написано уже довольно много. Есть сайт, посвященный творчеству художника, где довольно много внимания уделено «Реквиему»[1]. Замысел написания картины и первые эскизы появились 12 апреля 1925 года, под впечатлением от всенародного прощания со Святейшим Патриархом Тихоном в Донском монастыре, в котором Корин принимал участие. Он хотел собрать на своем полотне людей, внешне и внутренне похожих на тех, которых он видел у гроба Патриарха. Последние эскизы к картине появились в конце 1930-х годов. Однако на большое полотно, подготовленное для этой монументальной работы, эскиз так и не был перенесен. Подготовленный холст размером 551×941 см десятилетия простоял нетронутым в мастерской художника. Павел Корин неоднократно бывал в Высоко-Петровской обители. В то время это был тайный монастырь, где процветало старчество, принесенное сюда из Зосимовой пустыни духовными чадами и продолжателями духовного делания преподобных Германа и Алексия Зосимовских, известных в то время всей России. С 1922 по 1935 год настоятелем монастыря был епископ, с 1934 года – архиепископ Варфоломей (Ремов) , духовный сын зосимовских старцев. Среди запечатленных художником на эскизах к «Реквиему» членов Петровской общины трое пришли в обитель из закрытой в 1923-м году Зосимовой пустыни.
Павел Корин неоднократно бывал в Высоко-Петровской обители
Слева от амвона в схимническом облачении изображен духоносный старец Игнатий (Лебедев). Благословение на иноческий путь будущий старец получил от преподобного Гавриила Седмиезерного, у которого окормлялся будучи еще казанским студентом, а позже состоял с ним в переписке, прибегая к его духовным советам. Интересно, что в схиму с именем Игнатий старец был пострижен в 1929-м году, причем втайне от властей, о постриге его было известно только священноначалию и ближайшим духовным друзьям и духовным чадам, для все остальных он оставался архимандритом Агафоном, но по благословению владыки Варфоломея отец Игнатий позирует Павлу Корину именно в схиме (а без благословения владыки, как свидетельствует духовная дочь батюшки схимонахиня Игнатия (Пузик), оставившая много воспоминаний о жизни обители в 1920–1930-х годах, «батюшка не делал ни шагу»). Это очень важный момент, который характеризует владыку Варфоломея. Он понимал, насколько важно запечатлеть для истории Церкви мучеников и исповедников, и даже ее гонителей и предателей, о чем будет сказано ниже. Именно по благословению владыки все члены Петровской общины позировали Корину. С этой же целью владыка «лично направлял своих духовых чад, могущих рассказать что-либо о людях, угождавших Богу в самых трудных условиях», к митрополиту Мануилу (Лемешевскому), собиравшему эти рассказы, как важнейший для Церкви духовный опыт. Недавно издана его книга об этих подвижниках «Люди радования».
К таким «людям радования» относился и отец Игнатий. В течение нескольких лет он болел паркинсонизмом и в конце жизни практически не мог самостоятельно двигаться, тяжко страдал от болезней, но не унывал и, как мог, утешал свою паству. Он был арестован весной 1935 г. Будучи в заключении, во время свидания с духовной дочерью он завещал своим духовным чадам:
«Господа надо любить всем сердцем, Господь должен быть на первом месте, от веры не отрекаться».
«Господь всех краше, всех слаще, всех дороже… Спасение в ваших руках, пользуйтесь, пока возможно», – писал он из лагеря.
На карандашных рисунках из архива Дома-музея Павла Корина мы видим портрет о. Игнатия и набросок отца иеродиакона Феодора, сделанные Кориным непосредственно во время всенощного бдения 2 января 1933 года – престольного праздника Высоко-Петровской обители, в память святителя Петра Московского, хотя в это время община уже была изгнана из стен монастыря. Тогда же были сделаны и наброски – тоже отца Игнатия и владыки Варфоломея. Отец Игнатий окончил свою жизнь в инвалидной колонии в Алатыре в день Усекновения главы Иоанна Предтечи 11 сентября 1938 года. Память его празднуется в один день со святыми Александром Невским и Даниилом Московским, и потому, к сожалению, мало кто замечает его имя в церковном календаре. Удивительны и прекрасны его слова:
«Слава Богу за все случившееся – это одно можем сказать! С Ним везде хорошо – и на Фаворе, и на Голгофе».
Близким другом отца Игнатия был игумен Митрофан (Тихонов), один из старейших монахов Зосимовой пустыни, близкий к ее настоятелю старцу Герману. Величавый, строгий, прозорливый, отец Митрофан – живое воплощение старчества, его духовного опыта и мудрости. Он изображен на картине справа от архиереев, с крестом в руке. Игумен Митрофан и схиархимандрит Игнатий были ближайшими помощниками владыки Варфоломея в его трудах по организации монастыря, их духовный авторитет среди московского духовенства тех лет был очень высок.
Величавый, строгий, прозорливый, отец Митрофан – живое воплощение старчества
«Нам бы всем быть, как батюшка Митрофан, – писал о нем владыка Варфоломей. – И обличает с прямотою, но и с кротостию, и утешает в мире и по-Божьи»[7].
Отец Митрофан был арестован летом 1941 года, погиб в тюрьме г. Саратова в возрасте 72 лет 15 мая 1942 г.[8]
Справа от отца Митрофана на картине Корина изображен еще один старец Высоко-Петровской обители, пришедший сюда из Зосимовой пустыни, архимандрит Никита (Курочкин). В конце 1930 года отец Никита и его друг архимандрит Зосима (Нилов) были арестованы и высланы на 3 года под Архангельск, на Пинегу. В ссылке отец Никита исповедовал и причастил перед смертью последнего Оптинского старца – преподобноисповедника Никона (Беляева). По возвращении из ссылки отец Никита и отец Зосима не могли служить в Москве. Местом их дальнейших трудов стал Знаменский храм села Ивановское под Волоколамском. Свою последнюю Пасху в 1937-м году отец Никита служил уже тяжело больным. Вместе с ним радовались Светлому Христову Воскресению его духовный друг отец Зосима, духовный сын – будущий преподобномученик Феодор (Богоявленский) – и тайные Петровские монахини, постриженицы отца Игнатия. Отец Никита скончался через 10 дней после Пасхи, 12 мая 1937 года, в возрасте 48 лет, от инсульта.
Преподобномученик Феодор (Богоявленский) изображен четвертым справа на переднем плане. Впервые он пришел в Высоко-Петровский монастырь уже в конце 1920-х годов и вскоре стал неотъемлемой частью общины и студентом тайной духовной академии, в то время также возглавляемой владыкой Варфоломеем. Будучи уже иеродиаконом, он был арестован по доносу в начале 1933 года и приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей. Как раз незадолго до ареста и был сделан его портрет. Вернулся из ссылки отец Феодор уже после разгрома любимой обители. Решению продолжить путь церковного служения помогло чудо, бывшее от Казанской иконы Пресвятой Богородицы, находившейся в их семье. Молясь перед иконой о судьбе брата, сестра отца Феодора ясно услышала голос: «Вземшийся за орало да не зрит вспять». На следующий же день иеродиакон Феодор подал заявление в Патриархию о рукоположении в священнический сан. Служа в Подмосковье, он продолжал духовно окормлять и бывших прихожан Высоко-Петровского, многие из которых хорошо помнили его труды в обители. В самом начале войны он был арестован, и вновь молитва перед Казанской иконой укрепила его – в самый день ареста, в присутствии сотрудников НКВД, не посмевших остановить молодого священника, он отслужил молебен перед чудотворным образом. После молебна, уходя из дома и подойдя к плачущей сестре, он утешил ее: «Глупенькая, ну что ты плачешь, радоваться надо, а не плакать!» Услышав эти слова, она открыла глаза и увидела перед собой светлое, совершенно преображенное, сияющее радостью его лицо[9].
Молодой монах отец Феодор
Подойдя к плачущей сестре, он утешил ее: «Глупенькая, ну что ты плачешь, радоваться надо, а не плакать!
Два года преподобномученик провел в тюрьмах. От него требовали, чтобы он назвал всех своих духовных чад и людей, с которыми близко общался, у кого проживал, приезжая в Москву. Ответы подсудимого лишь раздражали следователей:
«Я считаю для себя нравственно невозможным называть следствию лиц, у которых я проживал».
После очередного требования назвать помощников следователь был вынужден записать в протоколе:
«На этот вопрос обвиняемый дал столь контрреволюционный ответ, что я его не записал».
Преподобномученик Феодор погиб после пыток в тюрьме г. Балашова Саратовской области 19 июля 1943 года. Его житие[10] написано архимандритом Дамаскиным (Орловским). Принадлежавшая святому Казанская икона Божией Матери в октябре 2009 года была передана в Высоко-Петровский монастырь.
Постоянным певчим на левом клиросе обители был блаженный слепец Данилушка, обладавший абсолютным слухом. Данилушка знал наизусть большие отрывки Священного Писания и творений святых отцов. Павел Дмитриевич пригласил его к себе на чердак, в мастерскую на Арбате, в 1931-м году. «А Вавилон-то шумит», – говорил Данилушка, прислушиваясь к шумевшей и грохотавшей внизу Москве. Таким вот юродивым, человеком «не от мира сего», и запечатлел его Корин.
По правую руку от слепого Данилушки на картине изображен еще один клирик обители – архимандрит Алексий (Сергеев).
«Почему вы изобразили меня с таким хищным взглядом, как у коршуна?» – спросил он Корина, увидев эскизы, и перестал ходить к художнику[11].
Но художники часто видят то, чего не видят другие. Именно доносы и показания архимандрита Алексия стали причиной арестов и ссылок многих клириков и прихожан обители.
Именно доносы и показания архимандрита Алексия стали причиной арестов и ссылок многих клириков и прихожан
Интересно, что на карандашном наброске[12] этой группы, сделанном в дневнике художника в июне 1933 года, уже после ареста отца Феодора, Корин подписал:
«Опоздал молодой иеромонах, опоздал этот молодой монах. Поздно… Опоздал…».
О ком и о чем эта подпись?..
Интересно, что эскизы Корина дают нам дополнительную информацию о наших клириках Высоко-Петровского монастыря. Так, в дипломной работе Василия Пештича об игумене Митрофане, основываясь на документе о его освобождении из ссылки в Северный край 16 мая 1932 г.[13], и на воспоминании схимонахини Игнатии о том, что в Петровскую общину отец Митрофан вернулся «на Благовещение, когда пели ‟Архангельский глас”»[14], автор делает вывод, что отец Митрофан был вынужден задержаться в ссылке еще почти на год и вернулся только в 1933 -м г., ведь Благовещение празднуется 7 апреля.
«Получается, что от момента, когда вышло постановление об освобождении, до момента, когда оно дошло до места ссылки, и отец Митрофан получил разрешение отбыть домой, прошел почти целый год»[15].
И действительно, именно к 1933 году относится эскиз Павла Корина, на котором изображен отец Митрофан, хотя других петровцев он пишет раньше – слепца Данилушку и иеромонаха Алексия в 1931-м, отца Игнатия (эскиз называется «схимник отец Агафон») и отца Феодора – в 1932-м, и только отца Никиту (во всяком случае, завершает эскиз) – позже, в 1935-м году. Но ведь и в ссылке отец Никита был дольше.
Об одном из членов Петровской общины, изображенном на эскизе художника рядом с отцом Митрофаном, до настоящего времени было крайне мало информации. Буквально недавно удалось составить по архивным материалам его жизнеописание[16]. Речь об игумене Гермогене (Лисицыне), о котором мне бы хотелось рассказать несколько подробнее, ведь картина Корина помогла соотнести изображенного на ней игумена Гермогена с фотографией монаха Ивана Семеновича Лисицына, расстрелянного на Бутовском полигоне 8 декабря 1937 г.
Портрет игумена Гермогена, в отличие от тех, кто был назван выше, не вошел в итоговый эскиз картины и остался только на двойном портрете с игуменом Митрофаном, написанном в 1933-м г., хотя на более ранних эскизах общего полотна образ отца Гермогена присутствует. Об этом свидетельствуют карандашные рисунки из архива Дома-музея Павла Корина от 1935 года. Если смотреть справа налево, то после группы из четырех человек следующими изображены монах Феодор (Богоявленский), игумен Митрофан (Тихонов) и игумен Гермоген (Лисицын).
На большом двойном портрете отец Митрофан, недавно вернувшийся из ссылки, где он провел два года, изображен в красной епитрахили, мантии и монашеском клобуке, с наперсным крестом и с крестом в правой руке – он духовник многих не только из братии Высоко-Петровского, но и многих представителей московского духовенства. Он смотрит не прямо перед собой, а как бы куда-то вдаль, прозирая будущее. На обороте картины, на верхней планке подрамника, авторская надпись только о нем: «Схиигумен О. Митрофан (с крестом) из ‟Зосимовой пустыни”»[17]. Интересно, что именно эта надпись является подтверждением того, что отец Митрофан принял схиму, возможно, во время ссылки или вскоре после нее. Отец Гермоген изображен только в подряснике и мантии, из-под которой видна лишь кисть правой руки, со склоненной головой и взором, устремленным долу – его глаза почти закрыты. Голова не покрыта, длинные, густые, волнистые, почти полностью седые волосы, местами сохранившие прежний русый цвет, высокий лоб, лицо усталое, исполненное морщин, но спокойное. Он словно углублен в молитву. Почему портрет двойной? На других эскизах члены Петровской братии изображены по одному, а здесь можно предположить, что автор хотел показать духовника и его послушника. Из-под длинной мантии отца Гермогена, в отличие от отца Митрофана, не видно ног – он уже не ходит своими путями, но только следуя слову духовника. На карандашном наброске этого эскиза есть авторская надпись: «Помни пострижение въ монахи»[18].
Портрет называется «Схиигумен Митрофан и иеромонах Гермоген», хотя в это время отец Гермоген уже был игуменом, о чем он сам свидетельствует: «В 1927-м г. был возведен в сан игумена епископом Варфоломеем»[19]. Как об игумене о нем упоминает в своих показаниях в январе 1933 года архимандрит Герман (Полянский)[20], ныне прославленный как преподобномученик. Схимонахиня Игнатия (Пузик)[21], пришедшая в Высоко-Петровский монастырь в 1924-м году, вспоминала иеромонаха Гермогена как
«достойного, скромного и молчаливого инока, послушанием которого было управление правым хором, и его отец Гермоген нес в постоянном смирении и молчании. Всегда спокойный, погруженный в себя, он заступал свое место за богослужением и молчаливо руководил своим хором. На полотне П. Д. Корина он и запечатлен в своем привычном положении: с опущенной головой»[22].
Поскольку отец Гермоген был регентом, так или иначе он был вовлечен в процесс воспитания молодежи, попадавшей на клирос. В 1930-х годах это был уже не только мужской, но смешанный хор. В начале 1933 года доноситель упоминает его среди руководителей общины:
«Руководящую роль контр-рев. деятельностью и нелегальным монастырем занимают, кроме еп. Варфоломея Ремова, иеромонахи: Полянский Борис Иванович, Скачков Исидор, Ширинский-Шихматов, Богоявленский Феодор – Олег Павлович, // Прокофьев Григорий, Лисицын Иоанн (указано мирское имя о. Гермогена – Б.Е.), Лебедев Александр, Тихонов Митрофан. Контр-революционная деятельность означенного нелегального монастыря проводилась в направлении активной борьбы со властью путем вербовки и обработки в антисоветском духе молодежи с целью создания контр-револ. кадров тайного монашества в Совучреждениях…»[23].
У него не было иного жилья, кроме как при храме
Каждую ночь отец Гермоген оставался в храме, об этом он сам говорил на допросах, ведь, по сути, он оставался дома – у него не было иного жилья, кроме как при храме, в котором продолжалось служение петровской общины. До августа 1929 года это были стены Высоко-Петровской обители, монахом в которой он был с 1911 года, после этого до октября 1933 года – храм Преподобного Сергия Радонежского на Большой Дмитровке, позже закрытый и снесенный, а после этого – храм Рождества Пресвятой Богородицы на Малой Дмитровке, куда перешла община во главе с владыкой Варфоломеем. Даже ордер на арест отца Гермогена был выписан на адрес «М[алая] Дмитровка колок[ольня] церков[ная]»[24]. В анкете и протоколе допроса местом проживания указана сторожка при церкви.
Игумен Гермоген был арестован 20 апреля 1934 года вместе с тремя прихожанами Высоко-Петровского монастыря. Ему было почти 65 лет. Он был обвинен по статьям 58/10 и 58/11 УК и приговорен к трем годам ссылка в Казахстан. В обвинительном заключении говорилось:
«Лисицын Иван Семенович достаточно изобличается в том, что, являясь участником и одним из руководителей к-р организации при нелегально существующем Петровском монастыре, систематически занимался к-р деятельностью, выражающейся в том, что Лисицын вербовал в эту организацию молодежь, которой прививал к-р идеи, а также распространял провокационные слухи о том, что Сов. власть стремится к эксплоатации народа во всем мире»[25].
Совсем недавно нам удалось узнать, что после ссылки с начала октября 1937 г. он служил дьячком, т.е. псаломщиком, в селе Возмище Волоколамского района (ныне в черте города) в храме Рождества Пресвятой Богородицы, священники которой – протоиерей Павел Андреев, протоиерей Александр Зверев и иерей Димитрий Розанов – в начале октября 1937 года были арестованы и в ноябре расстреляны на Бутовском полигоне. Все они ныне прославлены как священномученики[26]. 26 ноября был арестован и отец Гермоген. Суд над ним, как и многие в то время, был скорым. Единственный допрос состоялся 27 ноября. Отец Гермоген на допросе говорит и о том, что был монахом Петровского монастыря, но его монашеское имя в деле нигде не упоминается. 3 декабря тройка НКВД приговорила «ЛИСИЦИНА Ивана Семеновича, 1879 г.р. …, монах. Судим в 1934 г. Псаломщик. Обвиняется в а/с агитации» к расстрелу[27]. 8 декабря[28] он был расстрелян на Бутовском полигоне.
Только теперь сопоставление информации (имя в миру, год и место рождения), а также сравнение образа на картине Корина и фотографии 1937 года позволило утверждать, что мученически закончивший свою жизнь на полигоне в Бутово монах Иоанн (Иван Семенович Лисицын) и регент Высоко-Петровского монастыря игумен Гермоген (Лисицын) – одно и то же лицо.
Таким образом, мы видим запечатленными на эскизах Павла Корина пострадавших за веру клириков и членов общины Высоко-Петровского монастыря: прославленных в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской преподобномучеников Игнатия (Лебедева) и Феодора (Богоявленского), мученически окончивших свою жизнь схиигумена Митрофана (Тихонова) и игумена Гермогена (Лисицына), претерпевшего ссылку подвижника архимандрита Никиту (Курочкина), певчего слепца Данилушку, о судьбе которого нам пока ничего неизвестно.
Завершить эту статью мне хотелось бы словами схимонахини Игнатии (Пузик):
«Следует отметить, что и художник нашего сложного и трудного времени П. Д. Корин пытался изобразить жизнь духовного общества православных людей и их пастырей в то трудное время, которое соответствовало бытию Высоко-Петровского монастыря в Москве как духовного центра. Замечательно, что среди лиц духовного звания, изображенных художником, – значительное число церковнослужителей Петровского монастыря. <…> Так страницы этой прожитой и ушедшей эпохи не остались без запечатленных зримых образов, что имеет большое значение – особенно, может быть, теперь, когда мы оцениваем минувшее, прожитое нами с такими страданиями»[29].
Дай Бог, чтобы новые материалы и архивные данные помогли больше узнать об истории Церкви в ХХ веке, ее мучениках и исповедниках, о подвижниках и о тех, кто сохранил для нас как драгоценное наследие их образы, труды и наставления, воспоминание об их подвиге и вере. К таковым относится и художник Павел Дмитриевич Корин.
***
В Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской прославлены клирики и прихожане Высоко-Петровского монастыря:
- Священномученик Макарий (Гневушев), епископ Орловский и Севский, был настоятелем Высоко-Петровского монастыря в 1908–1909 гг. Расстрелян в Катынском лесу под Смоленском 4 сентября 1918 г.
- Преподобномученик Игнатий (Лебедев), схиархимандрит, подвизался в Высоко-Петровском монастыре с 1923 по 1934 год, один из наиболее почитаемых старцев начала ХХ века. Умер в заключении в Чувашии (ст. Алатырь) 11 сентября 1938 г.
- Преподобномученик Герман (Полянский), архимандрит, стал прихожанином монастыря в 1924-м г. Арестован в 1933-м г., расстрелян в Сиблаге в Новосибирской области 4 ноября 1937 г.
- Преподобномученик Варлаам (Никольский), игумен, в сане иеромонаха служил в Высоко-Петровском монастыре в 1918–1923 г. Расстрелян 19 ноября 1937 г. на Бутовском полигоне.
- Преподобномученик Феодор (Богоявленский), иеромонах, прошедший в обители путь от послушника в 1928-м до иеродиакона в 1933-м г. Арестован в 1933-м г. По возвращении из лагеря, став иеромонахом, окормлял и бывших Петровских прихожан. Арестован летом 1941 г. Погиб в тюрьме г. Балашов Саратовской области 19 июля 1943 г.
- Преподобномученик Косма (Магда), иеромонах, в Высоко-Петровском монастыре c 1925 года. Арестован в марте 1935 г. Расстрелян 15 декабря 1937 г. в Бамлаге НКВД, Дальневосточный край.
- Преподобномученик Макарий (Моржов), иеромонах, был келейником прп. Алексия Зосимовского; после его смерти в октябре 1928 г. был рукоположен во иеромонаха в Высоко-Петровском монастыре. Расстрелян 10 июля 1931 г. и тайно захоронен на Ваганьковском кладбище.
- Мученик Иоанн Попов, профессор Московской духовной академии; после освобождения из заключения в 1932-м году был связан с общиной Высоко-Петровского монастыря. Был арестован в феврале 1935 г. Расстрелян 8 февраля 1938 г. в г. Енисейск Красноярского края.
- Мученик Николай Варжанский, московский епархиальный миссионер-проповедник. Расстрелян 19 сентября 1918 г., погребен на пустыре за оградой Калитниковского кладбища в Москве.
- Мученица Анна Четверикова, прихожанка Высоко-Петровского монастыря с 1918 по 1935 год, член женской монашеской общины, арестована в 1937-м г. Погибла в Арлюкском отделении Сиблага 2 марта 1940 г.
Автор: Елена Балашова