Международная деятельность религиозных организаций в последнее время все чаще привлекает внимание исследователей. Особенный интерес вызывает внешнеполитическая деятельность христианских церквей в период Холодной войны и блокового противостояния, прежде всего, международная деятельность Русской Православной Церкви, которая была особенно разнообразна и динамична в 1940-е годы (Белякова 2017, с. 7–18; Beglov, Belyakova, p. 171–192). При этом выход Русской Церкви на международную арену после 20-летия вынужденной изоляции совпал с обновлением всей системы международных отношений, с превращением СССР в одну из сверхдержав, с формированием ялтинской системы и биполярного мира. Векторы международной политики, заложенные в 1940-е гг., во многом оставались актуальны для последующих 50 лет. В полной мере это касалось и форм международной активности религиозных объединений СССР. Задача настоящей статьи – дать обзор основных направлений внешнеполитической деятельности Русской Православной Церкви с конца 1930-х до начала 1950-х гг., показать место Церкви в международных планах сталинского руководства, а также указать на взаимосвязь его внутренней религиозной политики и международной активности религиозных организаций страны. При этом говорить о зарубежном присутствии Русской Церкви в 1940-е гг. невозможно без хотя бы краткого обзора подобной ее деятельности в межвоенный и дореволюционный периоды.

При описании религиозной политики советского руководства в 1940-е гг. в историографии как правило используется понятие «новый курс» в государственно-церковных отношениях. Оно было введено О.Ю. Васильевой для комплексной характеристики советской религиозной политики в отношении Русской Православной Церкви, а затем – и других религиозных объединений страны. Исследователь первой описала все основные элементы этой политики, ее последствия для церковной жизни, а также подчеркнула сугубо прагматический характер «нового курса», показав, что главной целью Сталина и его окружения была мобилизация церковного авторитета для реализации своих внешнеполитических планов (Васильева 1999). Данный вывод в целом принят современной историографией. Параллельно М.И. Одинцов и Т.А. Чумаченко описали основные этапы религиозной политики советской власти 1940–1950-х гг., сделав акцент на истории Совета по делам Русской Православной Церкви – органа, созданного в 1943 г. для наблюдения за церковной жизнью в СССР и для координации международной деятельности церковных структур (Чумаченко 1999; Одинцов, Чумаченко; Одинцов, Кочетова). Различные авторы (М.В. Шкаровский, В.Н. Якунин и др.) углубили наши представления о ведущих направлениях международной деятельности Русской Церкви этого периода (Шкаровский 1999; Якунин 2003, 2004). В частности, зарубежные исследователи значительное внимание уделили взаимодействию по церковным каналам с союзниками СССР по антигитлеровской коалиции (Ketola; Miner; Майнер). Также вышли в свет исследования об истории отношений коммунистических режимов и христианских церквей и о взаимодействии просоветских режимов с одной стороны и Русской Церкви с другой с Православными Церквами Восточной Европы (Волокитина, Мурашко, Носкова; Beljakova, Bremer, Kunter). В последние годы появились труды, авторы которых стремятся дать новый обобщающий взгляд на рассматриваемые события. В связи с этим следует назвать монографию С.В. Болотова, непосредственно посвященную международной деятельности Церкви периода «нового курса», а также книгу итальянского исследователя А. Роккуччи, который стремится изучить весь комплекс взаимосвязей внутренней и внешней религиозной политики сталинского руководства (Болотов; Роккуччи). При этом необходимо отметить, что в историографии продолжается дискуссия по ряду ключевых проблем этого периода, в частности, о причинах кризиса «нового курса» в 1948 г., о чем мы также скажем в настоящей статье.

Международное присутствие Российской Православной Церкви до 1917 г.

Международная деятельность Российской Церкви до революции имела разнообразные формы и, хотя в целом находилась в русле имперской внешней политики, в некоторых случаях отличалась определенной независимостью. Можно выделить несколько направлений церковной внешнеполитической активности в этот период.

На европейском направлении деятельность Российской Церкви была наиболее тесно связана с официальным правительственным курсом. Здесь церковное присутствие было частью российского дипломатического присутствия. Православные храмы действовали при дипломатических представительствах Российской империи, их штат финансировался по линии Министерства иностранных дел, костяком их прихожан были относительно немногочисленные российские подданные. Священники, помимо своих прямых обязанностей, могли выполнять и особые поручения, например, поддерживать контакты с представителями местных Церквей или сочувствовавших России местных элит. В Стамбуле и Афинах ключевой обязанностью российских священников были контакты с Константинопольской и Греческой Православными Церквами. Вместе с тем, духовенство, служившее при дипломатических представительствах в Европе, в течение XIX в. сделало много для углубления культурных контактов с местным населением и христианскими общинами, для лучшего их знакомства с Православием. Так, многолетние усилия русских священников в Лондоне привели к значительному сближению Англиканской и Российской Православной Церквей, так что на рубеже XIX–ХХ вв. энтузиасты этого сближения говорили даже о возможности соединения этих церквей (Жалнина-Василькиоти, Шкаровский; Сарни, с. 297–324).

В наименьшей степени церковная и государственная политика были интегрированы в Америке и Японии. Здесь в начале ХХ в. существовали устойчивые епархиальные структуры Российской Церкви, возглавлявшиеся авторитетными епископами. При этом подавляющее большинство прихожан составляли не подданные Российской империи, а представители местного населения: обратившиеся в Православие японцы или православные граждане США разного этнического происхождения (коренные американцы, русины, сербы, арабы и др.). И хотя Американская и Японская епархии поддерживались в финансовом и кадровом отношении из России, но в целом церковные интересы здесь превалировали: иерархи заботились именно о преуспеянии своей паствы, об укреплении церковных структур, развитии православной миссии и т.п. По сути, российские епархии в Америке и Японии были прообразами самостоятельных церквей. В случае очевидного рассогласования церковных и имперских интересов выбор делался в пользу соблюдения первых. Так, предстоятель епархии Российской церкви на Японских островах епископ Николай (Касаткин) в период русско-японской войны отказался покинуть свою паству и выехать в Россию, хотя существовала опасность, что он будет интернирован. Более того, еп. Николай благословил православных японцев молиться за своего императора и за победу японского оружия, сам же на период войны отказался от совершения публичных богослужений, во время которых возносились молитвы о гражданских властях (Климент; Чех).

В Китае, Корее, Персии наблюдался сложный симбиоз государственных и церковных интересов. Созданные здесь духовные миссии ориентировались на местное население – китайцев, корейцев, ассирийцев-несториан, принявших Православие. Одновременно они взаимодействовали с русскими дипломатическими представителями или даже – как это было на раннем этапе существования китайской миссии – выполняли дипломатические функции. В результате у местного не православного населения они ассоциировались с российскими имперскими интересами и в случае кризисов в двухсторонних отношениях оказывались под ударом. Так, русская духовная миссия в Китае серьезно пострадала во время так называемого восстания боксеров 1898–1901 гг., когда были замучены более 200 православных китайцев, а Урмийскую миссию вместе с ее паствой пришлось эвакуировать из северной Персии после начала Первой мировой войны (История Российской Духовой Миссии в Китае; Шкаровский 2009а, с. 78–113; Стефан, с. 73–112).

Особняком стояла Русская духовная миссия в Иерусалиме, которая представляла собой уникальную форму церковного присутствия в месте сосредоточения главных христианских святынь. Ключевой задачей миссии было расширение сети русских церковных владений в Святой Земле, кроме того, она поддерживала контакты с Иерусалимским и Антиохийским патриархатами, обеспечивала прием русских паломников, развивала монашескую жизнь. При этом на протяжении долгого времени ее руководители находились в напряженных отношениях с русскими дипломатическими представителями в Палестине (Лисовой; История Русского Православного зарубежья, с. 321–503; Смирнова; Вах, с. 459–532).

Первая мировая война отличалась «беспрецедентной степенью идеологизации этого международного конфликта» (Полунов, с. 64), причем ведущим инструментом идеологической борьбы была апелляция к религиозным ценностям. К риторике «религиозной войны» прибегали все воюющие стороны. В этих условиях в российском обществе развернулись интенсивные дискуссии о роли Православия в международной сфере и о новом месте Российской Православной Церкви среди других Церквей по окончании войны. В дискуссии были вовлечены государственные деятели, иерархи, светские и церковные эксперты и публицисты. Их волновали вопросы об отношениях Российской Церкви с Православными и Греко-католическими церквами Восточной Европы, с древними патриархатами Константинополя и Палестины. В связи с этим выдвигались самые разные, порой фантастические проекты (например, прямого присоединения Палестины к России через широкий сухопутный коридор). Всем им не суждено было осуществиться, но поднятые в ходе обсуждения вопросы оказались актуальны и для советского периода (Полунов, с. 64–85).

Международные связи Российской Церкви в межвоенный период (1918–1938)

Переворот 1917 г. разрушил систему зарубежного церковного представительства, разорвав связи с метрополией и лишив финансирования заграничные церковные структуры. Вместе с тем, первая волна российской эмиграции сформировала многочисленную русскую диаспору, что значительно изменило национальную и социальную структуру русских православных приходов за рубежом. Особенно заметно это было в Европе и Америке, в меньшей степени – в Китае и Японии. В Европе возникли новые епархиальные структуры. Более того, возник новый церковный центр – Архиерейский синод в Сремских Карловцах (Югославия), который претендовал на возглавление всех русских заграничных приходов в условиях ослабления связей с Москвой. В русской церковной эмиграции началась борьба за лидерство, отягощенная политическими обстоятельствами. В результате к концу межвоенного периода приходы русской церковной традиции за рубежом оказались разделены между несколькими юрисдикциями: Русской Православной Церковью за границей (Карловацкий синод), русским экзархатом в юрисдикции Константинопольского патриархата, Русской Православной Церковью Московского Патриархата. Епархии в Америке и на Дальнем Востоке, по сути, имели самостоятельный характер. При этом самыми малочисленными оказались структуры, сохранившие связь с церковной метрополией – Москвой. К концу межвоенного периода в общении с ней остались лишь епархия Литвы и отдельные приходы во Франции и в США. Оторванными от Москвы оказались и епархии на бывших окраинах Российской империи – в Финляндии, Эстонии, Латвии и Польше. Здесь возникли новые церковные образования, перешедшие в юрисдикцию Константинополя. Причиной этого стало давление со стороны молодых национальных государств, которые стремились вывести из-под влияния Москвы Православные Церкви своих стран и утвердить их национальный характер. Причем в качестве инструментов «национализации» Православных Церквей рассматривался не только их переход в юрисдикцию Константинопольского патриархата, но и заключение унии с Католической Церковью. Такие планы, в частности, вынашивали власти Эстонской республики (Митрофанов; Цыпин, с. 553–587; Шкаровский 2009а; Белякова 2008, с. 224–250; Комаров, Токарева, с. 136–159).

Международные связи Московского Патриархата слабели в условиях жесткой антирелигиозной политики советской власти. Сами контакты с заграницей становились опасными, поскольку интерпретировались властями как свидетельство о наличии церковного заговора с зарубежным участием. Карловацкий синод прекратил общение с Московским патриаршим престолом после 1927 г., когда предстоятель Российской Православной Церкви Московского Патриархата митр. Сергий (Страгородский) выпустил декларацию о лояльности советской власти. В 1931 г. от Москвы отошла Западноевропейская епархия Московского Патриархата. Ее возглавитель, митр. Евлогий (Георгиевский) под давлением советской власти был смещен со своего поста за участие в публичной молитве о гонимых христианах в СССР, но не подчинился этому решению Москвы. Константинопольский и Александрийский патриархаты прервали отношения с Московским патриаршим престолом еще в начале 1920-х гг., поскольку в качестве законной церковной власти в Советской России они признавали структуры так называемых обновленцев – движения, инспирированного советской властью (Цыпин, с. 553–587; Кострюков 2011; Кострюков 2015; Мазырин, Кострюков; Beljakova, Bremer, Kunter).

Сама советская власть, сделав ставку на обновленцев, поддерживала их международную активность. Были санкционированы их контакты с Восточными православными патриархатами. Эмиссары обновленцев появились в Европе и в США, стремясь установить контроль над русскими заграничными приходами и вступая в борьбу за церковную собственность за границей (Митрофан, с. 162–175; Соловьев, с. 273–281; Болотов, с. 37–38). Патриаршая Церковь находилась под жестким давлением власти и не могла развивать самостоятельную международную деятельность. В 1931 г. она должна была отказаться от участия в Догматической православно-англиканской комиссии, которая созывалась в Лондоне «с целью подготовить дело сближения и соединения этих церквей». (Отказались от участия и обновленцы.) В 1932 г. представители Русской Церкви не участвовали в заседаниях «Всеправославного Просинода» (предсобора), который созывался на Афоне для подготовки будущего Всеправославного собора (АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 27. Лл. 45–48; Мазырин, с. 333–357; Мазырин, Кострюков).

При этом советская власть цинично использовала церковный авторитет в своих целях. Ярким примером таких манипуляций стала контр-пропагандистская кампания, развернутая советским руководством в ответ на выступления западных христианских лидеров и общественности в защиту верующих в СССР в начале 1930 г. Ключевым компонентом этой контр-пропагандистской кампании были выступления самих российских верующих с опровержениями фактов преследования за веру в советской России. Сегодня мы знаем, что они были сделаны под давлением или прямо фальсифицированы. Так, ставшее тогда скандально известным «интервью» предстоятеля Российской Православной Церкви митр. Сергия (Страгородского) было написано непосредственно Сталиным, Е. Ярославским, В.М. Молотовым (Курляндский, с. 444–455; Беглов 2018). Фальсификация интервью нанесла ощутимый удар по авторитету российских церковных лидеров. Вместе с тем, этот опыт привлечения представителей Церкви для решения своих внешнеполитических задач советская власть расценивала как успешный, что было важно для дальнейшего развития государственно-церковных отношений уже в 1940-е гг. (ср.: Болотов, с. 43). При этом епископы и рядовые верующие Русской Церкви пытались поддерживать контакты с заграницей – разумеется тайные, – чтобы донести подлинную информацию о положении религии в СССР. В большинстве случаев это заканчивалось трагически (Косик; Беглов 2018). Другого не могло быть в условиях политики уничтожения традиционных религиозных институтов, которую власть проводила в 1920–1930-е гг.

Переход к новой религиозной политике в СССР

Ситуация начала меняться в конце 1930-х гг. В 1939–1940 гг. к Советскому Союзу были присоединены территории (Прибалтика, Западные Белоруссия и Украина, Бессарабия), на которых существовали православные епархиальные структуры, несколько тысяч приходов и несколько десятков монастырей. В условиях мировой войны советское руководство сочло необходимым отложить репрессивные акции против духовенства и верующих на новых территориях и санкционировало их подчинение руководству Московского Патриархата. В западные регионы страны были назначены епископы Российской Православной Церкви, проведены официально разрешенные епископские хиротонии (Курляндский, с. 542–543). Это было заметным отступлением от ранее принятого курса на последовательное разрушение епархиальных структур Патриаршей Церкви.

Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что советское руководство не принимало никаких решений о корректировке – пусть даже секретной – прежнего репрессивного курса. Документ о прекращении репрессий в отношении Православной Церкви, якобы принятый Политбюро ЦК ВКП(б) осенью 1939 г. и опубликованный в конце 1990-х гг., хотя и был использован в работах ряда академических исследователей, сегодня признается фальсификацией (Курляндский, с. 523–540). Репрессии против духовенства и верующих продолжались не только в 1939–1940 гг., но и в начале Великой Отечественной войны. Именно в первые ее месяцы на священнослужителей обрушилась одна из самых жестоких репрессивных волн (Плякин, с. 169–182). Таким образом, в последние предвоенные годы власть снова использовала Церковь для решения своих политических задач, не прекращая при этом репрессивного давления на нее. Однако в этот период в действиях власти проявлялась и новая черта: задачи, поставленные советским руководством перед руководством церковным, не противоречили интересам Российской Церкви. Восстановить церковное общение и административное взаимодействие с ранее изолированными от нее частями было естественным стремлением российской иерархии. Поэтому мы говорим о начале новой политики именно в предвоенные годы. Точнее следовало бы сказать, что элементы новой политики начали в это время прорастать сквозь прежний политический курс. Такая ситуация сохранялась и в начале Великой Отечественной войны, хотя число поводов для взаимодействия власти и Церкви с ее началом заметно увеличилось.

Этапы «нового курса»

Ключевой особенностью «нового курса» было совпадение интересов Церкви и государства (ср.: Роккуччи, с. 199). Это было принципиальным отличием периода 1940–1950-х гг. как от довоенного, так и от более позднего времени, когда власть эксплуатировала церковный фактор в международных отношениях, не учитывая интересы Церкви (ср.: Васильева 2004; Беглов 2018). В условиях этого совпадения интересов Церковь и советское государство нашли новый modus vivendi. Причем в его рамках уступки были взаимными. Власть осознавала, что успешные действия церковных лидеров на международной арене, невозможны без расширения сферы церковной жизни в самом СССР и шла навстречу их пожеланиям, в том числе, в части открытия церквей. Проследим основные этапы «нового курса» в зависимости от тех задач, которые ставились перед международной деятельностью Церкви на каждом из этих этапов. Необходимо оговориться, что границы выделенных нами этапов условны, завершение одного из них вовсе не означало, что власть и Церковь полностью переставали реализовывать задачи, поставленные в рамках предшествующего этапа, речь идет о доминирующих направлениях международной активности, которые сменяли, но не отменяли друг друга.

Первый этап, 1939–(1941)–1943. В это время «новый курс», по сути, оставался тайной политикой советского руководства, о нем не объявлялось открыто, не все представители советской власти понимали, что в отношениях между Церковью и государством происходят изменения. Это отчетливо было видно на примере отношений советских партизан к священнослужителям на оккупированных вермахтом территориях. Священник, начавший служить в открытой при оккупантах церкви, подвергал себя опасности быть убитым в случае встречи с партизанами (Обозный, с. 105–109). С точки зрения содержания деятельности Русской Церкви этот этап распадается на две части. С сентября 1939 г. по 22 июня 1941 г., как мы говорили выше, основной задачей церковного руководства было включить епархии, приходы, монастыри, существовавшие на присоединенных к Советскому Союзу территориях, в систему управления Московского Патриархата. С 22 июня 1941 г. ситуация изменилась. На первый план вышла задача выстраивания отношений с союзниками по антигитлеровской коалиции – Англией и США. Религиозный фактор играл здесь далеко не последнюю роль. Нужно было восстановить отношения с англиканами и русскими эмигрантскими группами в США. Убедить союзников, что в СССР нет гонений на религию. Последнее было жизненно важно, в частности, потому, что именно по причине наличия в Советской России преследований на религиозной почве представители религиозных групп в американском конгрессе и сенате блокировалось подключение СССР к программе лендлиза (Васильева 1999, с. 137–148; Ketola; Майнер; Якунин 2002, с. 67–74).

Следует упомянуть и еще один аспект деятельности представителей Церкви в 1941–1943 гг. С началом оккупации западных областей СССР в них шло стихийное и массовое открытие приходских храмов и (с меньшим размахом) монастырей, что еще раз показывало тщетность попыток советской власти свести на нет традиционную религиозность населения. Всего в 1941–1944 гг. на оккупированных территориях было открыто около 10 тысяч церквей и более 50 монастырей (Беглов 2008, с. 123–131). Оккупационные власти стремились использовать религиозное возрождение в своих, прежде всего, пропагандистских целях, а советское руководство в свою очередь – перехватить у них инициативу. Проще всего для этого было использовать церковные каналы (Алексеев, Ставру; Шкаровский 2002; Шкаровский 2003; Обозный; Васильева, Кудрявцев, Лыкова, с. 519–649; Соловьев, Шкаровский).

Второй этап, 1943–(1945)–1948. Предшествующий этап «нового курса» завершился в сентябре 1943 г. 4 сентября состоялась знаменитая встреча Сталина, В.М. Молотова и полковника госбезопасности Г.Г. Карпова с тремя митрополитами Русской Церкви, о чем на следующий день сообщили советские газеты. О «новом курсе» было заявлено открыто, он перестал быть тайной политикой советской власти. Вскоре были созданы Совет по делам Русской Православной Церкви и Совет по делам религиозных культов, которые должны были осуществлять эту новую гласную политику (это, впрочем, не означало, что все ее элементы были преданы гласности). 8 сентября на срочно организованном соборе епископов состоялись выборы Патриарха Московского и всея Руси. В преддверии встречи «большой тройки» в Тегеране союзники получили наглядное подтверждение того, что в СССР существует полная «свобода религии». Впрочем, отношения со странами антигитлеровской коалиции в религиозной политике советской власти теперь отходили на второй план. Наступил перелом во Второй мировой войне, Сталин думал о послевоенном устройстве мира, тем более, что советские войска в скором времени должны были вступить на территорию Восточной Европы. Выстраивание отношений с Православными Церквами этого региона – Польской, Чешской, Румынской, Болгарской, Сербской, Финской – становилось главной задачей церковных дипломатов в ближайшей перспективе. Речь шла о создании системы православного единства вокруг Москвы, которая поначалу (до 1945 г.) должна была включать в себя прежде всего восточноевропейские Православные Церкви.

Обмен делегациями с Болгарской, Румынской и Сербской Церквами, а также щедрые подарки и денежные займы (по сути, безвозвратные), предоставленные их руководству, постепенно привели к тому, что эти Церкви стали координировать свою международную деятельность с Москвой и заняли лояльную позицию по отношению к просоветским режимам. Польская и Чешская Православные Церкви восстановили канонические связи с Русской Церковью. Последняя перешла в ее юрисдикцию, и в 1951 г. ей была дарована автокефалия. В 1948 г. Москва подтвердила автокефалию и Польской Церкви. Аналогичные переговоры велись и с Финляндской Православной Церковью, но они не привели к сколько-нибудь значимым результатам. Одновременно разворачивалась борьба за возвращение в юрисдикцию Московского Патриархата русских эмигрантских приходов (Васильева 1999; Волокитина, Мурашко, Носкова, с. 63–93, 160–368; Каиль, с. 19–40; Шкаровский 2009б, с. 1–27; Якунин 2003, с. 43–51; Якунин 2004).

В целом к 1945–1946 гг. Православные Церкви Восточной Европы находились в орбите влияния Русской Православной Церкви, была создана система православного единства вокруг Москвы. Рост ее влияния продемонстрировал состоявшийся в январе – феврале 1945 г. Поместный собор Русской Церкви. Тогда же перед Московским патриархатом была поставлена еще более амбициозная задача: стать центром мирового Православия, добиться доминирования не только среди церквей Восточной Европы, но и среди древних восточных патриархатов, сформировать своего рода «восточный Ватикан» в Москве (Васильева 1999, с. 163–165; Болотов, с. 194–237; Чумаченко 2014, с. 142–148). В документах тех лет речь шла прямо о «созыве Вселенского собора» в Москве с целью наделить патриарха Московского «статусом Вселенского», вместо Константинопольского патриарха. Тем самым, советское руководство через религиозные институты вступало в большую игру за доминирование на Ближнем Востоке в надежде вытеснить из этого региона Великобританию. Открыл эту страницу в истории «нового курса» визит патриарха Алексия I (Симанского) в Святую Землю в июне 1945 г. Кроме того, речь шла и об установлении доминирования Московского патриархата в христианском (но не католическом) мире, о формировании религиозного центра, противопоставленного Ватикану, который воспринимался как противник советской внешней политики[1]. Не вызывает сомнений, что такие масштабные задачи перед профильными ведомствами и церковными деятелями не мог поставить кто-либо иной кроме Сталина. Однако вопрос, в какой степени задачи созвать «Вселенский собор» и создать «восточный Ватикан» были реализуемы, оставался открытым.

Борьба за религиозное доминирование на Ближнем Востоке носила совсем другой характер, чем аналогичная борьба в Восточной Европе, где усилия советских ведомств и церковных деятелей могли опереться на сначала лояльные СССР режимы, а затем и на коммунистические правительства. Константинопольский патриархат и греческие (по национальности иерархии) Церкви, находившиеся в его орбите (Александрийский и Иерусалимский патриархаты, Элладская и Кипрская Церкви), не собирались пассивно наблюдать за инициативами Москвы. Тем более, что уже с конца XIX в. греческие и русские православные придерживались порой противоположных точек зрения на то, какая из поместных Церквей должна первенствовать в православном мире (см.: Герд, с. 280–307). Кроме того, в Восточном Средиземноморье советской дипломатии (в том числе, церковной) предстояло столкнуться с противодействием бывших союзников по антигитлеровской коалиции, которые и сами стремились укрепить свое влияние на патриархаты Константинополя и Ближнего Востока, а это влияние – отметим – и прежде было существенно более весомым, чем российское.

Характерно, что чрезмерную амбициозность поставленных задач понимали и церковные деятели. Они избегали говорить о «Вселенском соборе» в Москве и предпочитали упоминать о необходимости созыва совещания для обсуждения церковных вопросов. Но и такая формулировка встречала отпор со стороны греческих иерархов. В наиболее резкой форме их позиция была сформулирована предстоятелем Кипрской Православной Церкви (Васильева 1999, с. 169). При этом созыв всеправославного форума в Москве отвечал как церковным, так и государственным интересам. Вот только интересы эти на этот раз совпадали не в полной мере. Русская Церковь была заинтересована в том, чтобы продолжить укрепление межправославных связей и обсуждение актуальных вопросов межправославных и межхристианских отношений. Власть же имела в виду усиление именно политического влияния Московского Патриархата, а не только лишь проведение консультаций. Так, наметилось рассогласование задач, поставленных Церковью и властью (ср.: Васильева 1999, с. 166–167). В этом можно обнаружить истоки кризиса «нового курса», который разразился летом 1948 г.[2]

Кризис «нового курса» (третий этап, август 1948 г. – май 1949 г.)

Усилия Совета по делам Русской Православной Церкви и самих иерархов по созыву в 1947 г. «предсоборного совещания», натолкнулись на противодействие Восточных патриархатов. В результате сроки созыва совещания были перенесены на год, а само оно приурочено к юбилею 500-летия автокефалии Русской Церкви. Праздничные мероприятия были поводом собрать представителей всех Православных Церквей, которые под другим предлогом могли в Москву и не поехать. Одновременно с юбилейными торжествами предполагалось провести «предсоборное совещание», хотя по мере его приближения становилось ясно, что решений об изменении статуса Московского Патриархата на нем провести не удастся, а иерархи греческих Церквей, хотя и будут присутствовать на торжествах, но в заседаниях участвовать не намерены.

«Совещание глав и представителей Православных церквей» (как теперь называли этот форум) открылось 8 июля и продолжалось до 18 июля 1948 г. (Васильева 1999, с. 163–180; Болотов, с. 237–263). На нем присутствовали представители десяти из тринадцати самостоятельных Православных Церквей. Александрийский патриархат делегировал свое представительство антиохийской делегации. Иерусалимский патриарх прислал телеграмму с извинениями, объяснив отсутствие своих представителей в Москве обстоятельствами арабо-израильской войны и осады Иерусалима. Позднее Иерусалимский патриархат одобрил решения совещания. Категорически отказалась от участия в московском форуме только Кипрская Церковь. Представители Константинопольского патриархата и Элладской Церкви присутствовали на торжественных мероприятиях и богослужениях, но уклонились от участия собственно в совещании.

Отметим, что юбилей церковной автокефалии отмечался с государственным размахом. Торжественные богослужения, заседания, приемы шли всю первую половину июля. В первый день состоялось «торжественное собрание глав и представителей автокефальных Православных Церквей», на котором его участники выступили с речами и поздравлениями в адрес Русской Церкви. В том числе, с речью выступил председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпов, который подчеркнул, что Церковь в СССР пользуется «полной свободой» в своей внутренней жизни, а государственно-церковные отношения являются «вполне нормальными» (Деяния Совещания, т. 1, с. 16–17). Ближе к концу совещания состоялся торжественный обед в Совете по делам Русской Православной Церкви, на котором присутствовало около 200 человек. В Большом зале Московской консерватории для участников совещания состоялся концерт церковных песнопений (небывалое событие для сталинской Москвы!), которые исполнял патриарший хор под управлением В.С. Комарова при участии знаменитых певцов, солистов Большого театра и лауреатов Сталинской премии Н.Д. Шпиллер и И.С. Козловского. Последний день торжеств гости провели в Троице-Сергиевой лавре, а затем иностранные делегации посетили Ленинград, Киев, Тбилиси. В ходе торжеств в Москве были открыты подворья Антиохийской и Болгарской Церквей. Было также запланировано открытие подворья Сербской Православной Церкви, но оно было отложено из-за обострения отношений между руководством СССР и Югославии. Члены иностранных делегаций покидали СССР с щедрыми денежными подарками и драгоценными предметами церковного обихода, извлеченными из Гохрана.

На самом совещании обсуждались четыре ключевых вопроса, три из которых имели политический подтекст. Это были вопросы об отношении Православных Церквей к экуменическому движению, об отношении к Ватикану, об отношении к англиканской иерархии и о церковном календаре. Экуменическое движение – движение за сближение и возможное объединение христианских церквей – зародилось в начале ХХ в., когда в нем достаточно активное участие принимали представители Православных Церквей. В 1920-е гг. началось организационное оформление движения, которое завершилось образованием в августе 1948 г. на Ассамблее в Амстердаме Всемирного совета церквей. Организаторы ассамблеи прикладывали значительные усилия, чтобы обеспечить присутствие на этом мероприятии и Русской Православной Церкви. Да и сама Русская Церковь не была готова сходу отвергать эту возможность. Патриарх Алексий I проводил длительные консультации, в том числе, с зарубежными представителями Московского Патриархата и других Православных Церквей (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 445. Л. 23, 25–26, 40–55, 59–69, 148–151; Православие и экуменизм; Волокитина, с. 232–251). Среди участников московского совещания был убежденный сторонник участия Православных Церквей в экуменическом движении – предстоятель Болгарской Православной Церкви экзарх Стефан (Шоков). Советские органы, курировавшие международную деятельность религиозных организаций, также не сразу определились с отношением к экуменическому движению. Они были готовы допустить участие Русской Церкви в амстердамской ассамблее, если бы можно было обеспечить ее доминирующее положение во Всемирном совете церквей или, по крайней мере, добиться от его участников отказа от поддержки русских церковных структур, оппозиционных Московскому Патриархату. Однако ни того, ни другого добиться было невозможно. Поэтому Совет по делам Русской Православной Церкви взял курс на бойкотирование Ассамблеи в Амстердаме. Все экуменическое движение теперь рассматривалось как проводник «англо-американского империалистического влияния», поскольку в нем задавали тон протестантские деноминации. Итоговая резолюция московского Совещания говорила, что «целеустремления экуменического движения» не соответствуют «идеалу христианства… как [его] понимает Православная Церковь».

В еще более жестких формулировках был составлен документ «Ватикан и Православная Церковь». Центр католического христианства и лично папа Пий XII был обвинен в сугубо политической деятельности, в борьбе с демократией, в защите фашизма, в разжигании братоубийственных войн. Резолюция «Об англиканской иерархии», хотя и в мягкой форме, констатировала невозможность признания епископата и рукоположений Церкви Англии со стороны Православных Церквей. Соответственно, закрывался вопрос о возможном объединении православных и англикан. О желательности для советской власти такого развития событий ее представители говорили еще в конце 1920-х гг. (АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 27. Л. 46). В резолюции «О церковном календаре» участники совещания подтвердили необходимость одновременного празднования Пасхи всеми Православным Церквами по юлианскому календарю, тогда как праздники не пасхального цикла было решено праздновать в соответствии с теми календарями (юлианским или григорианским), которые были приняты в Православных Церквах к моменту работы совещания. Такое положение сохраняется в православном мире до сегодняшнего дня. Помимо названных резолюций участники Совещания приняли «Обращение к христианам всего мира», в котором они констатировали непримиримые различия между католическим и протестантским Западом и Православным Востоком и возлагали ответственность за опасность развязывания новой войны на агрессивный западный капиталистический и империалистический мир (Деяния Совещания, т. 2, с. 423–436, 450–452).

Как видим, повестка дня Совещания с одной стороны была согласована с властью, а с другой отвечала церковным интересам. Для Русской Церкви было важно провести обсуждение вопросов, актуальных для всего Православия, и выработать по ним общую позицию, преодолеть свою изоляцию от остального православного мира и восстановить в нем свою позицию одного из лидеров. Поэтому Церковь в целом была удовлетворена результатами Совещания. В положительном ключе его результаты оценивал и Совет по делам Русской Православной Церкви. Однако главная задача, поставленная «директивными инстанциями», – добиться первенства Московского патриаршего престола в православном мире достигнута не была. Не шла речь и о создании «московского Ватикана» как центра консолидации некатолического христианского мира. Более того, последующие месяцы продемонстрировали уязвимость единодушия, достигнутого на Совещании. Через месяц после закрытия московского Совещания в Амстердаме начала работу первая Ассамблея христианских церквей, на которую прибыли представители Константинопольской, Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской, Элладской и Кипрской Православных Церквей. Особенно болезненным для Москвы стало присутствие в Амстердаме делегации Антиохийского Патриархата, представители которого участвовали в московском Совещании и голосовали за резолюцию с осуждением экуменического движения. После открытия амстердамской ассамблеи стало ясно, что член антиохийской делегации митр. Илия (Карам), по сути, дезинформировал Москву о намерениях своего патриарха (Болотов, с. 226–227, 256). В ноябре 1948 г. на Константинопольский патриарший престол был избран Афинагор (Спиру), который до этого занимал архиепископскую кафедру в Америке. Это избрание состоялось под прямым давлением американской администрации, а новоизбранный патриарх прибыл в Стамбул на самолете президента США. Если учитывать это обстоятельство, а также то, что патриарх Афинагор, в отличие от своего предшественника, занимал последовательно антикоммунистическую позицию, становится понятным, что его назначение было ударом по позициям Москвы (ГАРФ. Ф. 6961. Оп. 1. Д. 291. Лл. 144–148, 186–193; Шкаровский 1999, с. 304–305). В условиях разворачивающейся Холодной войны это имело особое значение для будущего межправославных отношений.

Такие ограниченные, с точки зрения власти, итоги московского совещания вызвали разочарование Сталина. То обстоятельство, что перед церковной дипломатией были поставлены заведомо нереализуемые цели, в расчет, разумеется, не принималось. Вскоре после окончания юбилейных торжеств явным образом проявилось охлаждение в государственно-церковных отношениях. В октябре 1948 г. Сталин отменил августовское постановление правительства о передаче верующим 18 храмов и 10 молитвенных домов. Причем за прошедшие два месяца большая их часть уже была передана верующим, в них был проведен ремонт и начались богослужения. Это был явный сигнал местным и партийным властям о начале давления на Церковь. Перестали открываться новые храмы. Несмотря на позицию Совета по делам Русской Православной Церкви и на тысячи ходатайств со стороны верующих, ни один храм не был открыт до 1954 г. Уполномоченные Совета перестали выдавать разрешение на служение (справку о регистрации) священнослужителям, имевшим судимость, а таких было большинство. Возобновились (хотя и не стали массовыми) аресты священнослужителей. В последующие месяцы Московской патриархии под давлением властей пришлось наложить запрет на широко распространенные до этого момента молебны на полях, крестные ходы из села в село, внебогослужебные уроки Закона Божия с детьми, на традиционный крестный ход к водоемам в день праздника Богоявления (Крещения), на участие священнослужителей в паломничествах верующих, а также ограничить разъезды епископов по епархиям. «Заморозки» в отношениях с государством ощущались столь отчетливо, что патриарх и иерархи опасались начала новой репрессивной волны. И действительно, в это же время в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) шла подготовка нового постановления ЦК об усилении антирелигиозной работы, которое – в свою очередь – могло стать еще одним сигналом для усиления давления на Православную Церковь (ГАРФ. Ф. 6961. Оп. 1. Д. 291. Лл. 139–139 об.; Беглов 2008, с. 105–106; Чумаченко 1999, с. 127, 136, 167; Шкаровский 1999, с. 342–346).

Набиравшая силу кампания была остановлена в мае 1949 г. опять же по личному указанию Сталина, который распорядился «решения не принимать» по поводу подготовленного постановления об антирелигиозной работе. Оно так и осталось проектом. В это же время обозначилось новое направление международной деятельности Русской Православной Церкви. Как раз в конце 1940-х гг. все больший размах набирало мировое движение сторонников мира, которое не было инспирировано Советским Союзом, но активно использовалось им в пропагандистских целях. Именно в международное миротворческое движение в 1949 г. включились представители Московской патриархии. В апреле 1949 г. митр. Николай (Ярушевич) участвовал в Конгрессе защитников мира в Париже и вошел в состав постоянного комитета образованного тогда Всемирного совета мира. В августе 1949 г. представители Церкви участвовали в первой Всесоюзной конференции сторонников мира и после этого были представлены в Советском комитете защиты мира. В 1950 г. Церковь внесла значительный вклад в сбор подписей под Стокгольмским воззванием о запрещении ядерного оружия. В 1952 г. в Троице-Сергиевой лавре была проведена уже специально религиозная Конференция всех церквей и религиозных объединений в СССР в защиту мира (Чумаченко 1999, с. 122; Шкаровский 1999, с. 306–307; Волокитина, Мурашко, Носкова, с. 122–136; Король, с. 25–37). Так в 1949 г. начался четвертый этап «нового курса» в государственно-церковных отношениях, продолжавшийся до ревизии самой политики «нового курса» в 1958 г.

Впрочем, как отмечает итальянский историк А. Роккуччи, включение Церкви в международное движение борьбы за мир было не вполне равноценной заменой борьбе за лидерство в православном и шире – в христианском мире, поскольку не предполагало достижение какой-то конкретной цели. Поэтому значимость церковной дипломатии по сравнению с периодом 1941–1948 гг. теперь заметно снижалась (Роккуччи, с. 258–259, 300–301). Вместе с тем, выход политики «нового курса» из кризиса 1948–1949 гг. привел к стабилизации положения Русской Православной Церкви в СССР в конце 1940-х – начале 1950-х гг. Церковь могла и дальше, хотя и с некоторой оглядкой, продолжать свою деятельность в рамках сложившегося в 1940-е гг. modus vivendi.

Заключение

Рассмотренное нами десятилетие (1939–1949) было одним из ключевых этапов государственно-церковных отношений советского периода. В это время государство постепенно отказалось от курса на уничтожение Церкви и других религиозных институтов, который был принят в 1922 г. в ходе кампании по изъятию церковных ценностей, и перешло к стратегии инструментализации религиозных объединений СССР, к прагматическому использованию их авторитета в своих, прежде всего, внешнеполитических интересах. Такая стратегия в целом сохраняла свою актуальность до конца советского периода. Вместе с тем, несмотря на жесткую прагматичность и даже циничность подобной политики, в рассмотренный период в советском руководстве существовало понимание того, что успешная международная деятельность религиозных лидеров может осуществляться лишь при наличии хотя бы ограниченных уступок в отношении представляемых ими объединений внутри страны. Такой поворот позволил Русской Православной Церкви после 20-летнего перерыва возвратиться в международную деятельность, которая протекала теперь в русле политики уже не христианской империи, а советского государства. Направления международной активности Церкви были разнообразны и простирались от коммуникаций с союзниками СССР по антигитлеровской коалиции до утверждения господства Москвы в круге восточноевропейских Православных Церквей.

Кроме того, указанный поворот в государственной политике позволил воссоздать епархиальные структуры, открыть храмы и духовные учебные заведения, легализовать монашескую жизнь. Вторая половина 1940-х гг. стала временем наибольшего подъема церковной жизни за полвека – между концом 1930-х и концом 1980-х гг. В это время действовали почти 14 тысяч православных храмов (большинство из них были стихийно открыты во время немецкой оккупации, а затем легализованы советской властью), шесть семинарий и две духовных академии, более полусотни монастырей (почти все они так же, как и храмы, находились в западных районах страны). Это были максимальные статистические показатели за указанные полвека церковной истории. Такое стало возможным благодаря временному совпадению интересов Церкви и советского государства. Вместе с тем, совпадение интересов не было полным, и это было чревато кризисами в государственно-церковных отношениях, подобных тому, что разразился летом 1948 г.

 

 

Сокращения

АП РФ – Архив Президента Российской Федерации

ГА РФ – Государственный архив Российской Федерации

 

Библиография

Алексеев В. И., Ставру Ф. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское возрождение. 1980. № 11. С. 91–118; № 12. С. 108–126; 1981. № 1(13). С. 75–97; № 2(14). С. 118–154; № 3(15). С. 85–100; № 4(16). С. 91–121; № 5(17). 97–114; № 6(18). С. 105–125. [Alekseev V. I., Stavru F. Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ na okkupirovannoi nemtsami territorii (The Russian Orthodox Church in the German-Occupied Territory) // Russkoe vozrozhdenie. 1980. № 11. S. 91–118; № 12. S. 108–126; 1981. № 1(13). S. 75–97; № 2(14). S. 118–154; № 3(15). S. 85–100; № 4(16). S. 91–121; № 5(17). 97–114; № 6(18). S. 105–125.]

Беглов А. (2008) В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. М. [Beglov A. (2008) V poiskakh «bezgreshnykh katakomb». Tserkovnoe podpol’e v SSSR. (In search of “ideal church catacombs”. Church underground in the USSR.) M.]

Беглов А.Л. (2018) «Крестовый поход молитв» 1930 г. и реакция на него в СССР // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2018. T. 9. Выпуск 4 (68) [Электронный ресурс]. Доступ для зарегистрированных пользователей. URL: http://history.jes.su/s207987840002219-9-1 (дата обращения: 19.05.2018). DOI: 10.18254/S0002219-9-1. [Beglov A.L. (2018) «Krestovyi pokhod molitv» 1930 g. i reaktsiia na nego v SSSR (“Prayers Crusade” of 1930 and the Reaction to It in the USSR) // Elektronnyi nauchno-obrazovatel’nyi zhurnal «Istoriia». 2018. T. 9. Vypusk 4 (68) [Elektronnyi resurs]. Dostup dlia zaregistrirovannykh pol’zovatelei. URL: http://history.jes.su/s207987840002219-9-1 (data obrashcheniia: 19.05.2018). DOI: 10.18254/S0002219-9-1.]

Белякова Н.А. (2008) Православная Церковь на развалинах Империи: о способах решения вопроса о самоуправлении // 1917-й: Церковь и судьбы России. К 90-летию Поместного Собора и избрания патриарха Тихона М., 2008. С. 224–250. [Beliakova N.A. (2008) Pravoslavnaia Tserkov’ na razvalinakh Imperii: o sposobakh resheniia voprosa o samoupravlenii (Orthodox Church on the ruins of the Empire: on ways to resolve the issue of self-government) // 1917-i: Tserkov’ i sud’by Rossii. K 90-letiiu Pomestnogo Sobora i izbraniia patriarkha Tikhona M., 2008. S. 224–250.]

Белякова Н.А. (2017) Церкви в холодной войне. Введение // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2017. № 1. С. 7–18. [Beliakova N.A. (2017) Tserkvi v kholodnoi voine. Vvedenie (Church in the Cold War. Introduction) // Gosudarstvo, religiia, tserkov’ v Rossii i za rubezhom. 2017. № 1. S. 7–18.]

Болотов С.В. Русская Православная Церковь и международная политика СССР в 1930-е – 1950-е годы. М., 2011. [Bolotov S.V. Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ i mezhdunarodnaia politika SSSR v 1930-e – 1950-e gody. (Russian Orthodox Church and international politics of the USSR in the 1930s – 1950s.) M., 2011.]

Васильева О. Ю. (1999) Русская Православная Церковь в политике Советского государства в 1943–1948 гг. М. [Vasil’eva O. Iu. (1999) Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ v politike Sovetskogo gosudarstva v 1943–1948 gg. (The Russian Orthodox Church in the Politics of the Soviet State in 1943-1948.) M.]

Васильева О. Ю. (2004) Русская Православная Церковь и Второй Ватиканский Собор. М. [Vasil’eva O. Iu. (2004) Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ i Vtoroi Vatikanskii Sobor. (The Russian Orthodox Church and the Second Vatican Council.) M.]

Васильева О.Ю., Кудрявцев И.И., Лыкова Л.А. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Сборник документов. М., 2009. [Vasil’eva O.Iu., Kudriavtsev I.I., Lykova L.A. Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ v gody Velikoi Otechestvennoi voiny 1941–1945 gg. Sbornik dokumentov. (The Russian Orthodox Church during the Great Patriotic War of 1941-1945. Collection of documents.) M., 2009.]

Вах К.А. Борьба за Русскую Духовную Миссию в Иерусалиме: эпоха архимандрита Антонина (Капустина). 1865–1894 гг. // К.П. Победоносцев и Русская духовная миссия в Иерусалиме в царствование императора Александра III. К 170-летию основания / автор-составитель К.А. Вах. М., 2017. с. 459–532. [Vakh K.A. Bor’ba za Russkuiu Dukhovnuiu Missiiu v Ierusalime: epokha arkhimandrita Antonina (Kapustina). 1865–1894 gg. (The struggle for the Russian Spiritual Mission in Jerusalem: the epoch of Archimandrite Antonin (Kapustin). 1865-1894 years.) // K.P. Pobedonostsev i Russkaia dukhovnaia missiia v Ierusalime v tsarstvovanie imperatora Aleksandra III. K 170-letiiu osnovaniia / avtor-sostavitel’ K.A. Vakh. M., 2017. S. 459–532.]

Вишиванюк А.В. (2011) Операция ликвидации Украинской Греко-Католической Церкви по документам УНКГБ по Львовской области (1944–1946 гг.) // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2011. Т. 1. № 21. С. 426–429. [Vishivaniuk A.V. (2011) Operatsiia likvidatsii Ukrainskoi Greko-Katolicheskoi Tserkvi po dokumentam UNKGB po L’vovskoi oblasti (1944–1946 gg.) (The operation of liquidation of the Ukrainian Greek Catholic Church according to the documents of the UNKGB for the Lviv region (1944-1946).) // Ezhegodnaia bogoslovskaia konferentsiia Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. 2011. T. 1. № 21. S. 426–429.]

Вишиванюк А.В. (2012) К вопросу о роли иерархии и духовенства Русской Православной Церкви в кампании ликвидации Украинской Греко-Католической Церкви в 1945–1949 гг. // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2012. Вып. 3(46). С. 56–68. [Vishivaniuk A.V. (2012) K voprosu o roli ierarkhii i dukhovenstva Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi v kampanii likvidatsii Ukrainskoi Greko-Katolicheskoi Tserkvi v 1945–1949 gg. (To the question of the role of the hierarchy and clergy of the Russian Orthodox Church in the campaign of the liquidation of the Ukrainian Greek Catholic Church in 1945-1949.) // Vestnik PSTGU. II: Istoriia. Istoriia Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 2012. Vyp. 3(46). S. 56–68.]

Волокитина Т.В. Советское руководство, Русская православная церковь и экуменическое движение (40–50-е годы ХХ в.) // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939–1958. (Дискуссионные аспекты). М., 2003. С. 232–251. [Volokitina T.V. Sovetskoe rukovodstvo, Russkaia pravoslavnaia tserkov’ i ekumenicheskoe dvizhenie (40–50-e gody XX v.) (The Soviet leadership, the Russian Orthodox Church and the ecumenical movement (40-50s of the 20th century)) // Vlast’ i tserkov’ v SSSR i stranakh Vostochnoi Evropy. 1939–1958. (Diskussionnye aspekty). M., 2003. S. 232–251.]

Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь в период общественных трансформаций 40–50-х годов ХХ века: Очерки истории. М., 2008. [Volokitina T.V., Murashko G.P., Noskova A.F. Moskva i Vostochnaia Evropa. Vlast’ i tserkov’ v period obshchestvennykh transformatsii 40–50-kh godov KhKh veka: Ocherki istorii. (Moscow and Eastern Europe. Power and Church in the period of social transformations of the 40-50-ies of the twentieth century: Essays on history.) M., 2008.]

Герд Л. Константинопольская патриархия и Русская церковь перед революцией // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2016. № 1(34). С. 280–307. [Gerd L. Konstantinopol’skaia patriarkhiia i Russkaia tserkov’ pered revoliutsiei (The Patriarchate of Constantinople and the Russian Church before the Revolution) // Gosudarstvo, religiia, tserkov’ v Rossii i za rubezhom. 2016. № 1(34). S. 280–307.]

Деяния Совещания глав и представителей Автокефальных Православных Церквей в связи с празднованием 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви. 8–18 июля 1948 г. Тт. 1–2. М., 1949. [Deianiia Soveshchaniia glav i predstavitelei Avtokefal’nykh Pravoslavnykh Tserkvei v sviazi s prazdnovaniem 500-letiia avtokefalii Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 8–18 iiulia 1948 g. Tt. 1–2. (Acts of the Meeting of the Heads and Representatives of the Autocephalous Orthodox Churches in connection with the celebration of the 500th anniversary of the autocephaly of the Russian Orthodox Church. 8-18 July 1948. Vol. 1-2.) M., 1949.]

Жалнина-Василькиоти И.Л., Шкаровский М.В. Русская Свято-Троицкая церковь в Афинах: прошлое и настоящее. СПб., 2017. [Zhalnina-Vasil’kioti I.L., Shkarovskii M.V. Russkaia Sviato-Troitskaia tserkov’ v Afinakh proshloe i nastoiashchee. (The Russian Holy Trinity Church in Athens: past and present.) SPb., 2017.]

История Российской Духовой Миссии в Китае. Сборник статей / Ред. С.Л. Тихвинский, В.С. Мясников, А.С. Ипатова, священник Дионисий Поздняев. М., 1997. [Istoriia Rossiiskoi Dukhovoi Missii v Kitae. Sbornik statei (History of the Russian Spiritual Mission in China. Digest of articles) / Red. S.L. Tikhvinskii, V.S. Miasnikov, A.S. Ipatova, sviashchennik Dionisii Pozdniaev. M., 1997.]

История Русского Православного зарубежья. Т. 1. Русское Православное зарубежье до 1917 г. Книга 1. Русское православное присутствие на христианском Востоке. Х – нач. ХХ вв. М., 2016. [Istoriia Russkogo Pravoslavnogo zarubezh’ia. T. 1. Russkoe Pravoslavnoe zarubezh’e do 1917 g. Kniga 1. Russkoe pravoslavnoe prisutstvie na khristianskom Vostoke. Х – nach. ХХ vv. (History of the Russian Orthodox Diaspora. T. 1. Russian Orthodox Abroad before 1917. Book 1. Russian Orthodox presence in the Christian East. Х – beg. XX centuries.) M., 2016.]

Каиль М. «Православный фактор» в советской дипломатии: международные коммуникации Московского патриархата середины 1940-х гг. // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2017. № 1. С. 19–40. [Kail’ M. «Pravoslavnyi faktor» v sovetskoi diplomatii: mezhdunarodnye kommunikatsii Moskovskogo patriarkhata serediny 1940-kh gg. (“Orthodox Factor” in Soviet Diplomacy: International Communications of the Moscow Patriarchate in the mid-1940s) // Gosudarstvo, religiia, tserkov’ v Rossii i za rubezhom. 2017. № 1. S. 19–40.]

Климент (Капалин), митр. Русская Православная Церковь на Аляске до 1917 года. М., 2009. [Kliment (Kapalin), mitr. Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ na Aliaske do 1917 goda. (The Russian Orthodox Church in Alaska until 1917). M., 2009.]

Комаров А., Токарева Е. Католическая церковь и формирование национального самосознания в Эстонии в межвоенный период (по документам архивов Ватикана) [Komarov A., Tokareva E. Katolicheskaya cerkov’ i formirovanie nacional’nogo samosoznaniya v Estonii v mezhvoennyj period (po dokumentam arhivov Vatikana) (The Roman Catholic Church and the Construction of National Identity in Estonia in the Interwar Period (According to Vatican Archival Materials))] // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2014. № 4(32). С. 136–159.

Король В.Л. Миротворческая деятельность Русской Православной Церкви на международной арене (1956–1991) // «Веснік Гродзенскага дзяржаўнага ўніверсітэта імя Янкі Купалы. Серыя 1. Гісторыя і археалогія. Філасофія. Паліталогія. 2013. № 2(152). С. 25–37. [Korol’ V.L. Mirotvorcheskaia deiatel’nost’ Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi na mezhdunarodnoi arene (1956–1991) (Peacekeeping activity of the Russian Orthodox Church in the international arena (1956-1991)) // «Vesnіk Grodzenskaga dziarzhaўnaga ўnіversіteta іmia Iankі Kupaly. Seryia 1. Gіstoryia і arkhealogіia. Fіlasofіia. Palіtalogіia. 2013. № 2(152). S. 25–37.]

Косик О.В. Голоса из России: Очерки сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР (1920-е – начало 1930-х годов). М., 2013. [Kosik O.V. Golosa iz Rossii: Ocherki sbora i peredachi za granitsu informatsii o polozhenii Tserkvi v SSSR (1920-e – nachalo 1930-kh godov). (Voices from Russia: Essays on the collection and transfer of information abroad about the situation of the Church in the USSR (1920s – early 1930s).) M., 2013.]

Кострюков А.А. (2011) Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 гг. Юрисдикционные конфликты и отношения с московской церковной властью. М. [Kostriukov A.A. (2011) Russkaia Zarubezhnaia Tserkov’ v 1925–1938 gg. Iurisdiktsionnye konflikty i otnosheniia s moskovskoi tserkovnoi vlast’iu. (Russian Church Abroad in 1925-1938. Jurisdictional conflicts and relations with the Moscow church authorities.) M.]

Кострюков А.А. (2015) Русская Зарубежная Церковь в 1939–1964 гг. Административное устройство и отношения с Церковью в Отечестве. М. [Kostriukov A.A. (2015) Russkaia Zarubezhnaia Tserkov’ v 1939–1964 gg. Administrativnoe ustroistvo i otnosheniia s Tserkov’iu v Otechestve. (Russian Church Abroad in 1939-1964. Administrative structure and relations with the Church in the Fatherland.) M.]

Курляндский И.А. Сталин, власть, религия (религиозный фактор во внутренней политике советского государства в 1922–1953 гг.). М., 2011. [Kurliandskii I.A. Stalin, vlast’, religiia (religioznyi faktor vo vnutrennei politike sovetskogo gosudarstva v 1922–1953 gg.). (Stalin, power, religion (a religious factor in the domestic policy of the Soviet state in 1922-1953).) M., 2011.]

Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX — начале XX в. М., 2006. [Lisovoi N.N. Russkoe dukhovnoe i politicheskoe prisutstvie v Sviatoi Zemle i na Blizhnem Vostoke v XIX — nachale XX v. (Russian spiritual and political presence in the Holy Land and the Middle East in the XIX – early XX century). M., 2006.]

Мазырин А., свящ. К вопросу о русском факторе в срыве Всеправославного собора в 1920–1930-е гг. // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2016. № 1(34). С. 333–357. [Mazyrin A., sviashch. K voprosu o russkom faktore v sryve Vsepravoslavnogo sobora v 1920–1930-e gg. (To the question of the Russian factor in the failure of the All-Orthodox Council in the 1920s-1930s.) // Gosudarstvo, religiia, tserkov’ v Rossii i za rubezhom. 2016. № 1(34). S. 333–357.]

Мазырин А., свящ., Кострюков А.А. Из истории взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей в ХХ веке. М., 2017. [Mazyrin A., sviashch., Kostriukov A.A. Iz istorii vzaimootnoshenii Russkoi i Konstantinopol’skoi Tserkvei v XX veke. (From the history of the relationship between the Russian and the Constantinople Churches in the twentieth century) M., 2017.]

Майнер С.М. Сталинская священная война. Религия, национализм и союзническая политика. 1941–1945. М., 2010. [Mainer S.M. Stalinskaia sviashchennaia voina. Religiia, natsionalizm i soiuznicheskaia politika. 1941–1945. (Stalin’s Holy War. Religion, Nationalism, and Alliance Politics, 1941–1945) M., 2010.]

Митрофан (Шкурин), игум. Русская Православная Церковь и советская внешняя политика в 1922–1929 годах (По материалам Антирелигиозной комиссии) // Вестник церковной истории. 2006. № 1. С. 162–175. [Mitrofan (Shkurin), igum. Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ i sovetskaia vneshniaia politika v 1922–1929 godakh (Po materialam Antireligioznoi komissii) (The Russian Orthodox Church and Soviet Foreign Policy in 1922-1929 (Based on the materials of the Antireligious Commission)) // Vestnik tserkovnoi istorii. 2006. № 1. S. 162–175.]

Митрофанов Г., свящ. Русская Православная Церковь в России и в эмиграции в 1920-е годы. К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920–1927 гг. СПб., 1995. [Mitrofanov G., sviashch. Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ v Rossii i v emigratsii v 1920-e gody. K voprosu o vzaimootnosheniiakh Moskovskoi Patriarkhii i russkoi tserkovnoi emigratsii v period 1920–1927 gg. (The Russian Orthodox Church in Russia and in exile in the 1920s. To the question of the relationship between the Moscow Patriarchate and Russian ecclesiastical emigration in the period 1920-1927.) SPb., 1995.]

Носкова А.Ф. Греко-католическая церковь в контексте решения национально-территориальных проблем. 1945–1947 гг. (СССР, Польша, Чехословакия) // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939–1958. (Дискуссионные аспекты). М., 2003. С. 144–165. [Noskova A.F. Greko-katolicheskaia tserkov’ v kontekste resheniia natsional’no-territorial’nykh problem. 1945–1947 gg. (SSSR, Pol’sha, Chekhoslovakiia) (The Greek Catholic Church in the context of solving national and territorial problems. 1945-1947 (USSR, Poland, Czechoslovakia)) // Vlast’ i tserkov’ v SSSR i stranakh Vostochnoi Evropy. 1939–1958. (Diskussionnye aspekty). M., 2003. S. 144–165.]

Обозный К.П. История Псковской Православной миссии. 1941–1944 гг. М., 2008. [Oboznyi K.P. Istoriia Pskovskoi Pravoslavnoi missii. 1941–1944 gg. (History of the Pskov Orthodox Mission. 1941-1944) M., 2008.]

Одинцов М.И., Кочетова А.С. Конфессиональная политика в Советском Союзе в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 2014. [Odintsov M.I., Kochetova A.S. Konfessional’naia politika v Sovetskom Soiuze v gody Velikoi Otechestvennoi voiny 1941–1945 gg. (Confessional policy in the Soviet Union during the Great Patriotic War of 1941-1945) M., 2014.]

Одинцов М.И., Чумаченко Т.А. Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК (СМ) СССР и Московская патриархия: эпоха взаимодействия и противостояния. 1943–1965 гг. СПб., 2013. [Odintsov M.I., Chumachenko T.A. Sovet po delam Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi pri SNK (SM) SSSR i Moskovskaia patriarkhiia: epokha vzaimodeistviia i protivostoianiia. 1943–1965 gg. (Council on the affairs of the Russian Orthodox Church under the Council of People’s Commissars (SM) of the USSR and the Moscow Patriarchate: an era of interaction and confrontation. 1943-1965). SPb., 2013.]

Плякин М., свящ. Гонения на Русскую Православную Церковь в 1940-е годы // Труды Саратовской православной духовной семинарии: Сборник. Вып. XI. Саратов, 2017. С. 169–182. [Pliakin M., sviashch. Goneniia na Russkuiu Pravoslavnuiu Tserkov’ v 1940-e gody (Persecution of the Russian Orthodox Church in the 1940s) // Trudy Saratovskoi pravoslavnoi dukhovnoi seminarii: Sbornik. Vyp. XI. Saratov, 2017. S. 169–182.]

Покивайлова Т.А. Конфессиональная ситуация в Трансильвании и ликвидация униатской церкви в Румынии (40-е годы ХХ в.) // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939–1958. (Дискуссионные аспекты). М., 2003. С. 181–199. [Pokivailova T.A. Konfessional’naia situatsiia v Transil’vanii i likvidatsiia uniatskoi tserkvi v Rumynii (40-e gody ХХ v.) (The confessional situation in Transylvania and the liquidation of the Uniate Church in Romania (40s of the 20th century)) // Vlast’ i tserkov’ v SSSR i stranakh Vostochnoi Evropy. 1939–1958. (Diskussionnye aspekty). M., 2003. S. 181–199.]

Полунов А.Ю. Православие на международной арене. 1914–1918 гг. Историко-культурный концепт и его эволюция // Россия XXI. М., 2012. № 6. С. 64–85. [Polunov A.Iu. Pravoslavie na mezhdunarodnoi arene. 1914–1918 gg. Istoriko-kul’turnyi kontsept i ego evoliutsiia (Orthodoxy in the international arena. 1914-1918. The historical and cultural concept and its evolution) // Rossiia XXI. M., 2012. № 6. S. 64–85.]

Православие и экуменизм. Документы и материалы. 1902–1998. М., 1999. [Pravoslavie i ekumenizm. Dokumenty i materialy. 1902–1998. (Orthodoxy and ecumenism. Documents and materials. 1902-1998) M., 1999.]

Роккуччи А. Сталин и патриарх. Православная Церковь и советская власть. 1917–1958. М., 2016. [Rokkuchchi A. Stalin i patriarkh. Pravoslavnaia Tserkov’ i sovetskaia vlast’. 1917–1958. (Stalin and the Patriarch. The Orthodox Church and the Soviet government. 1917-1958) M., 2016.]

Сарни М. Русская Церковь в Лондоне // Альфа и Омега. 2003. № 4(38). С. 297–324. [Sarni M. Russkaya Cerkov’ v Londone (Russian Church in London) // Al’fa i Omega. 2003. № 4(38). S. 297–324.]

Смирнова И.Ю. Между Западом и Востоком: из истории церковно-дипломатических отношений на Ближнем и Дальнем Востоке. М., 2016. [Smirnova I.YU. Mezhdu Zapadom i Vostokom: iz istorii cerkovno-diplomaticheskih otnoshenij na Blizhnem i Dal’nem Vostoke. (Between the West and the East: from the history of church-diplomatic relations in the Middle and Far East) M., 2016.]

Соловьев И., свящ. Раскольническая деятельность «обновленцев» в русском зарубежье // XVIII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: Материалы. Т. 1. М., 2008. С. 273–281. [Solov’ev I., svyashch. Raskol’nicheskaya deyatel’nost’ «obnovlencev» v russkom zarubezh’e (Activities of the “Renovationists” in the Russian Abroad, aimed at the schism in the Orthodox Church) // XVIII Ezhegodnaya bogoslovskaya konferenciya Pravoslavnogo Svyato-Tihonovskogo gumanitarnogo universiteta: Materialy. T. 1. M., 2008. S. 273–281.]

Соловьев И., свящ., Шкаровский М.В. Церковь против большевизма. (Митрополит Сергий (Воскресенский) и Экзархат Московской Патриархии в Прибалтике. 1941–1944 гг.) М., 2013. [Solov’ev I., svyashch., Shkarovskij M.V. Cerkov’ protiv bol’shevizma. (Mitropolit Sergij (Voskresenskij) i Ekzarhat Moskovskoj Patriarhii v Pribaltike. 1941–1944 gg.) (Church against Bolshevism. (Metropolitan Sergij (Voskresenskij) and the Exarchate of the Moscow Patriarchate in the Baltic Region, 1941-1944)) M., 2013.]

Стефан (Садо), игум. Российская православная миссия в Урмии (1898–1918) // Христианское чтение. 1996. № 13. С. 73–112. [Stefan (Sado), igum. Rossijskaya pravoslavnaya missiya v Urmii (1898–1918) (The Russian Orthodox Mission in Urmia (1898-1918)) // Hristianskoe chtenie. 1996. № 13. S. 73–112.]

Цыпин В., прот. История Русской Церкви. 1917–1997. М., 1997. [Cypin V., prot. Istoriya Russkoj Cerkvi. 1917–1997 (History of the Russian Church. 1917-1997). M., 1997.]

Чех А.А. Николай-до: Святитель Николай Японский: Краткое жизнеописание. Выдержки из дневников. СПб., 2001. [Chekh A.A. Nikolaj-do: Svyatitel’ Nikolaj Yaponskij: Kratkoe zhizneopisanie. Vyderzhki iz dnevnikov (Nikolay-do: St. Nicholas of Japan: A brief biography. Excerpts from the diaries.) SPb., 2001.]

Чумаченко Т. А. (1999) Государство, православная церковь, верующие. 1941–1961 гг. М. [Chumachenko T. A. (1999) Gosudarstvo, pravoslavnaia tserkov’, veruiushchie. 1941–1961 gg. (The state, the Orthodox Church, the faithful. 1941-1961) M.]

Чумаченко Т.А. (2014) В русле внешней политики сталинского руководства: Русская Православная Церковь и Патриархаты Ближнего Востока. 1943–1953 годы // Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 22(351). История. Вып. 61. С. 142–148. [Chumachenko T.A. (2014) V rusle vneshnei politiki stalinskogo rukovodstva: Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ i Patriarkhaty Blizhnego Vostoka. 1943–1953 gody (In line with the foreign policy of the Stalinist leadership: the Russian Orthodox Church and the Patriarchates of the Middle East. 1943-1953 years) // Vestnik Cheliabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2014. № 22(351). Istoriia. Vyp. 61. S. 142–148.]

Шкаровский М.В. (1999) Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве: (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939–1964 годах). М. [Shkarovskii M.V. (1999) Russkaia Pravoslavnaia Tserkov’ pri Staline i Khrushcheve: (Gosudarstvenno-tserkovnye otnosheniia v SSSR v 1939–1964 godakh). (The Russian Orthodox Church under Stalin and Khrushchev: (State-church relations in the USSR in 1939-1964)) M.]

Шкаровский М.В. (2002) Нацистская Германия и Православная Церковь. (Нацистская политика в отношении Православной Церкви и религиозное возрождение на оккупированной территории СССР). М. [Shkarovskii M.V. (2002) Natsistskaia Germaniia i Pravoslavnaia Tserkov’. (Natsistskaia politika v otnoshenii Pravoslavnoi Tserkvi i religioznoe vozrozhdenie na okkupirovannoi territorii SSSR). (Nazi Germany and the Orthodox Church. (Nazi policy towards the Orthodox Church and religious revival in the occupied territory of the USSR)) M.]

Шкаровский М.В. (2003) Политика Третьего рейха в отношении Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935–1945 гг.: Сборник документов. М. [Shkarovskii M.V. (2003) Politika Tret’ego reikha v otnoshenii Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi v svete arkhivnykh materialov 1935–1945 gg.: Sbornik dokumentov. (The policy of the Third Reich in relation to the Russian Orthodox Church in the light of the archival materials of 1935-1945: Collection of documents) M.]

Шкаровский М.В. (2009) История русской церковной эмиграции. СПб. [Shkarovskij M.V. (2009) Istoriia russkoi tserkovnoi emigratsii. (History of Russian ecclesiastical emigration) SPb.]

Шкаровский М.В. (2009а) Православная духовная миссия в Корее // Известия корееведения в Центральной Азии. Алма-Ата. 2009. № 8(16). С. 78–113. [Shkarovskij M.V. (2009a) Pravoslavnaia dukhovnaia missiia v Koree (Orthodox spiritual mission in Korea) // Izvestiia koreevedeniia v Tsentral’noi Azii. Alma-Ata. 2009. № 8(16). S. 78–113.]

Шкаровский М.В. (2009б) Сталинская религиозная политика и Русская Православная Церковь в 1943–1953 годах // Acta Slavica Iaponica. Vol. 27. Sapporo, 2009. P. 1–27. [Shkarovskij M.V. (2009b) Stalinskaya religioznaya politika i Russkaya Pravoslavnaya Cerkov’ v 1943–1953 godah (Stalin’s religious policy and the Russian Orthodox Church in 1943-1953) // Acta Slavica Iaponica. Vol. 27. Sapporo, 2009. P. 1–27.]

Якунин В.Н. (2002) Изменение государственно-церковных отношений в годы Великой Отечественной войны // Власть. 2002. № 12. С. 67–74. [Yakunin V.N. (2002) Izmenenie gosudarstvenno-cerkovnyh otnoshenij v gody Velikoj Otechestvennoj vojny (Change in state-church relations during the Great Patriotic War) // Vlast’. 2002. № 12. S. 67–74.]

Якунин В.Н. (2003) Внешние связи Русской Православной церкви в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. // Вестник Самарского государственного университета. 2003. № 1(27). С. 43–51. [Yakunin V.N. (2003) Vneshnie svyazi Russkoj Pravoslavnoj cerkvi v gody Velikoj Otechestvennoj vojny 1941–1945 gg. (International Relations of the Russian Orthodox Church during the Great Patriotic War of 1941-1945) // Vestnik Samarskogo gosudarstvennogo universiteta. 2003. № 1(27). S. 43–51.]

Якунин В.Н. (2004) Внешние связи Московской Патриархии и расширение ее юрисдикции в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М. [Yakunin V.N. (2004) Vneshnie svyazi Moskovskoj Patriarhii i rasshirenie ee yurisdikcii v gody Velikoj Otechestvennoj vojny 1941–1945 gg. (International relations of the Moscow Patriarchate and expansion of its jurisdiction during the Great Patriotic War of 1941-1945.) Moscow].

Beglov A., Belyakova N. International Activity of the Russian Orthodox Church during the Cold War // Christian World Community and the Cold War. International Research Conference / Ed. Julius Filo. Bratislava, 2012. P. 171–192.

Beljakova N., Bremer T., Kunter K. «Es gibt keinen Gott!» Kirchen und Kommunismus. Eine Konfliktgeschichte. Herder Verlag, 2016.

Ketola H.-M. Relations between the Church of England and the Russian Orthodox Church during the Second World War, 1941–1945. [Helsinki, 2012].

Miner S.M. Stalin’s Holy War. Religion, Nationalism, and Alliance Politics, 1941–1945. The University of North Carolina Press, 2003.

 

[1] Борьба с влиянием Ватикана шла не только на международной арене, но и внутри страны. В начале 1945 г. советское руководство взяло курс на ликвидацию Католических церквей восточного обряда на территории СССР. Власти сделали ставку на сторонников объединения с Православной Церковью из числа клириков греко-католических (униатских) Церквей, а противодействовавшие процессу ликвидации иерархи и священнослужители арестовывались. Русская Православная Церковь в этой ситуации должна была канонически оформить акт воссоединения. В марте 1946 г. таким образом была ликвидирована Греко-католическая церковь в Галиции, в 1949 г. – в Закарпатье. Чуть позже по этой же схеме была ликвидирована уния в Восточной Европе: в 1949 г. – в Румынии, в 1950 г. – в Словакии. В странах социалистического блока легальное существование греко-католики продолжили только в Венгрии (Васильева 1999, с. 183–192; Носкова, с. 144–165; Покивайлова, с. 181–199; Волокитина, Мурашко, Носкова, с. 371–416, 421–477; Вишиванюк 2011, с. 426–429; Вишиванюк 2012, с. 56–68).

[2] Отметим, что в историографии присутствует достаточно весомо обоснованная точка зрения, согласно которой причины кризиса «нового курса» коренились не столько в неудачах международной деятельности Церкви, сколько в структурных противоречиях между ЦК ВКП(б) и правительством и в борьбе идеологического аппарата за контроль над Советами по делам Русской Православной Церкви и по делам религиозных культов (см., напр.: Роккуччи, с. 294–295). Нам представляется, что вопрос о том, в какой степени кризис «нового курса» был обусловлен международными, а в какой внутриполитическими факторами, требует дополнительного изучения.