История, случившаяся на Богоявление в 1949 году, получила неожиданную огласку в центральной прессе. Должностные лица, причастные к инциденту, фигурировали в правительственной переписке с кодовым названием «Саратовская купель». В ней находим не только объяснительные записки ответственных и донесения о принятых мерах председателя Совета по делам Русской Православной Церкви (далее – Совет) Георгия Карпова самому Сталину, но и внутрицерковные документы, вплоть до обращения Патриарха Алексия к архиереям по поводу ненадлежащей воспитательной работы с паствой. Что же из ряда вон выходящее произошло в городе Саратове 19 января?
Прогремели на всю страну
В своем письме епархиальным преосвященным Патриарх Московский и Всея Руси Алексий (Симанский) излагает события и дает такую оценку случившемуся:
«В Саратове в праздник Богоявления в этом году, после чина освящения воды на реке, имело место безобразное явление: массовое, в несколько сот человек, погружение в воду, в особо приготовленной проруби, лиц обоего пола, которые тут не на реке, на виду у всего собравшегося народа, обнажились и беспорядочно бросались в ледяную воду. Это обстоятельство, естественно, нарушило стройность чина церковного, получило широкую огласку, сделалось, так сказать, «притчей во языцех» и повело к опорочению самого церковного обряда, ввиду того что именно этот обряд при недомыслии духовенства о возможных последствиях его, и явился поводом к такому соблазнительному массовому беспорядочному действию.
Виновато ли было в этом духовенство, руководившее крестным ходом и церковным действием освящения воды в реке? Да, оно было виновато, т.к. оно должно было предусмотреть возможность проявления хотя бы со стороны отдельных лиц такого отнюдь не входящего в состав церковного обряда и не имеющего на то благословения Церкви, обычая; оно должно было заранее осмотреть место совершения чина церковного и устранить приготовление особой, но требовавшейся для церковного обряда, проруби; наконец, руководителям духовенства надлежало на месте сделать молящемуся народу должное предупреждение и, таким образом, не допустить такого несоответствующего церковному торжеству и месту — купанья, и тем оградить себя от всяких нареканий.
Ввиду такого недосмотра со стороны главного лица — местного Епископа — Священный Синод почел нужным сделать ему строгий выговор и перевести его из Саратова в другую Епархию. Патриарх Алексий. 17 марта 1949 г.» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 293–298).
Да, некрасиво получилось, не прибавляет подобное авторитета Церкви. Трагедии-то никакой не произошло, однако неприятный окрас делу придал широкий общественный резонанс, полученный посредством статьи-фельетона в газете «Правда» № 50 от 19 февраля 1949 года за подписью И. Рябова. Сам тон публикации под названием «Саратовская купель», развязный до хамоватости, видимо, лишь благодаря заявленному в рубрике жанру фельетона прошедший элементарную редактуру и цензуру вообще-то не клубной стенгазеты, а федерального издания, заставляет вспомнить риторику активистов-безбожников 20-х годов.
Всем досталось в статье от бойкого корреспондента: священнослужителям и участникам массовых купаний, председателю райисполкома, давшему добро на проведение мероприятия, и начальнику местного ОСВОДа (общества спасения на водах), так как на «его совести — сооружение ледяной купели», работникам Саратовских Обкома и Горкома партии. Обвинения и нападки чередуются с циничным описанием процесса купания. Вот некоторые выдержки из статьи.
«… Отец дьякон стоял на берегу в полном облачении и не собирался погружать свое тело в студеную воду. Он ограничивался тем, что посылал в купель свою паству. Паства советовалась с пастырем.
– Боюсь, как бы не простудиться, отец? — вопрошала пожилая тетка, подступая к полынье, дышавшей ледяным холодом.
– Не бойся, раба, смело иди в святую купель. Принявший обряд спасен будет…
– Может быть, не все снимать с себя, отец?
– В таком случае не будет тебе, раба, полной благодати…
И пожилая тетка сбрасывала в себя все покровы и, оставшись в чем мать родила, сигала в ледяную воду.
Зрелище для богов! /…/
Не только боги были свидетелями крещенского зрелища. Любители порнографии явились на волжский берег. Фотографы щелкали аппаратами, выбирая наиболее пикантные моменты крещенского купанья. Днем позже фотоснимки продавались на Покровской улице по три рубля за штуку. Фотографы конкурировали с церковниками в смысле дележа прибыли от крестного хода в Саратове. /…/
… великий русский просветитель Н.Г. Чернышевский возмущался картиной кулачного боя в старом Саратове. Но разве в саратовской ледяной купели меньше дикости и безобразия, чем в кулачном бою? Нет, не меньше. /…/
Жертвами слепого фанатизма были дети, — они не могли оказать стойкого сопротивления неистовым родителям и твердокаменным церковникам. Например, трижды опускали в прорубь больную девочку трехлетнего возраста. Сердобольные люди пробовали уговорить родителей пощадить ребенка. Их советы отводились железным аргументом:
– После купанья в святой воде дитя наше выздоровеет, а если господу богу угодно, чтобы она умерла, — значит такая ее судьба. /…/» (И. Рябов / /Правда. 1949. 19 февраля (№ 50))
Статья изобилует примерами: кто из погружавшихся в иордань заболел, кто стал инвалидом. Достоверность информации, естественно, никто проверять не рискнул. Но некоторые эпизоды мало похожи на правду и другим источникам противоречат. Например, разговор некоего диакона с прихожанкой вряд ли имел место: другие участники истории утверждали, что священнослужители при купании отсутствовали.
Наказание виновных
Ответ держать пришлось всем, и председателю Саратовского Облисполкома Кузьмина (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 162), и уполномоченному Совета при Саратовском Облисполкоме Полубабкину (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 171-175), и председателю Совета Карпову напрямую перед Сталиным (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 162, 163) Несколько важных саратовских чиновников были названы виновными и понесли наказание: «Председатель Райисполкома т. Прибыток, Заведующий Райкоммунхозом т. Скрябин – сняты с работы с наложением на них строгого партвзыскания. Зам. начальника городского Управления милиции т. Комарову объявлен строгий выговор» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 162).
По церковной линии главным виновным был признан епископ Саратовский Борис, поплатившийся своей должностью и загранкомандировкой в Китай (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 236).
Безрассудство – большой грех, а последствия его порой катастрофичны. Подвели все-таки саратовцы Патриарха Алексия (Симанского), которому пришлось не только объясняться перед Советом, но и писать обращение к священству и пастве, вынужденно принимать постановления об ограничениях, запрещениях в церковной жизни. Карпов докладывает в Совет министров Клименту Ворошилову:
«… В связи с имевшим место событием в г. Саратове в январе месяце с. г., а также отмечая другие нарушения отдельных священников и архиереев, Совет имел разговор с патриархом, на основании чего лично патриарх 17 марта 1949 года за № 420 разослал всем епархиальным управляющим епархиям письмо, в котором говоря «что в настоящее время ввиду того, что в некоторых епархиях имели и имеют место явления, свидетельствующие о том, что некоторые преосвященные не с надлежащей бдительностью выполняют свои архипастырские обязательства, а также часто не учитывают последствий некоторых своих мероприятий в епархиальной деятельности, я считаю долгом, подтвердив к исполнению постановление Синода (от 24 августа 1948 года), сделать преосвященным еще новые разъяснения и указания». Перечисляя дальше факты нарушения и давая им соответствующую трактовку, патриарх закончил письмо следующим: «Все вышеуказанные явления церковной жизни не могут так или иначе не оказывать влияния на отношение к нашей церкви как верующих, так и стоящих вне церкви и со стороны наблюдающих за ее жизнью, и даже не вызывать справедливых укоров по отношению к церковной власти, допускающей такие нежелательные явления со стороны местных руководителей церковной жизнью. Нужно сказать, что, к сожалению, обилие отрицательных сторон в действиях как высшего, так и рядового духовенства на местах производит большой соблазн во всех кругах общества, и со стороны церковной власти требует принятия мер для упорядочения церковной жизни.
В числе этих мер я признаю, прежде всего, необходимым предъявить преосвященным управляющим епархиями требование бдительности и самого серьезного отношения к своим архипастырским обязанностям…,, считаю целесообразным в ближайшее время назначить ревизию в ряде епархий, откуда идут тревожные сведения о положении церковных дел и деятельности епархиального архиерея…» Копия данного письма для сведения была разослана всем Уполномоченным Совета 14 апреля 1949 года» (Справка по вопросу массовых молений в Башкирской АССР. ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 453. Л. 77–84).
Вопрос рассматривался и на заседании Синода от 22 февраля 1949 года, где было вынесено Постановление:
«За проявленное во время Крещенского водосвятия в Саратове попустительство, имевшее последствием соблазнительное нарушение общественного приличия и выразившееся в массовом обнажении и купании нескольких сот человек, что, никак не составляя церковного обряда, но будучи непосредственно присоединенным к нему, вызвало со стороны печати незаслуженное обвинение Церкви в «мракобесии», «язычестве», и т.д. и послужило таким образом во вред Матери-Церкви, — Священный Синод считает необходимым сделать Преосвященному Борису, Епископу Саратовскому, признаваемому Синодом виновным в указанном серьезном недосмотре, строгое замечание с тем, чтобы настоящее Постановление было напечатано в Журнале «Московская Патриархия» и особо сообщено Епархиальным Преосвященным (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 236).
Своевременный скандал
Статья, так больно ударившая по репутации Московской патриархии, вышла в главной советской газете как нельзя кстати для богоборческой верхушки. Хороший повод дали церковники, хоть бы даже не совсем они. К этому времени Патриарх Алексий, да и все проживающее на территории СССР духовенство, уже чувствовали нарастающее охлаждение вождя ко взаимодействию с Церковью. Карпов в этом же 1949 году пишет в своем докладе Сталину:
«8 марта патриарх Алексий, по его просьбе, был принят мною в Совете (последний прием был 17 февраля с. г.). Во время приема /…/ патриарх сказал, что имевшее место купание в Саратове в день «Крещения» неприятно отзывается на церкви, так как по деятельности епископов на местах судят о церкви в целом, а это неправильно, и что он считает, что епископ Борис еще легко отделался — перемещением в Чкалов. Продолжая об этом, патриарх сказал: «Я уже много раз говорил архиереям, что они допускают излишества, которые, по-моему, не следует делать. Например, покупают машины, часто разъезжают по епархии и т.д.».
Я сказал патриарху, что дело не только в личном поведении правящих епархиями архиереев, а вообще Синоду и патриархии следовало бы продумать сумму мероприятий, ограничивающих деятельность церкви храмом и приходом… Патриарх, выслушав меня, сказал: «Но ведь мы (Синод) уже приняли такие решения и разослали архиереям протоколы Синода». (Имея в виду принятие по рекомендации Совета решения Синода от 25 августа 1948 г. о запрещении духовных концертов в храмах вне богослужений, о запрещении крестных ходов из села в село, о запрещении печатания в епархиях без разрешения Синода акафистов, посланий епископа, о недопустимости разъездов архиереев в период сельских работ, о запрещении всяких молебствий на полях и т.д. и решение Синода от 16 ноября 1948 г. о проповедничестве в храмах). (Ред. – Читайте статью проекта «Церковь верных» – «За оградой»). Когда я сказал патриарху, что этих мероприятий недостаточно и я хотел бы, чтобы Синод продумал, что можно и следует еще сделать в этом направлении, патриарх сказал: “Хорошо, мы в узком кругу подумаем еще и позднее я Вам скажу”.
… после газетной статьи о саратовском деле патриарх Алексий говорил:
«Это дело, если о нем печатается в центральной газете, очевидно, произвело тягостное впечатление на советскую общественность и набрасывает сильную тень на отношение Правительства к церкви. Вероятно, и наша встреча с Иосифом Виссарионовичем не состоится до тех пор, пока не сгладится тяжелое впечатление от этого происшествия. Я не представляю, с чего началась бы наша беседа на приеме, — или мы начали бы извиняться за своих работников, или Иосиф Виссарионович начал бы разговор с упреков нам; и в том и в другом случае лежала бы сильная тень на нашей беседе; а до сих пор при первых двух встречах мы встречали только одну ласку и полное доброжелательство во всем». (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 252-256).
А была ли девочка?
Вот такие далеко идущие последствия имели «крещенские» купанья в Саратовском водоеме. И все же есть в этом инциденте ощущение некоей искусственности – и народа собралось исключительно много, и расторопные фотографы на месте оказались и запечатлели самые пикатные моменты, и корреспондент вовремя приехал – все как по сценарию. Но, может, это и впрямь лишь ощущение: в конце концов, нелепые истории и просчеты в работе Церкви с паствой случаются и в наше время, что уж говорить про времена жесткого ограничения церковно-просветительской работы, когда люди просто от своей духовной неграмотности могли натворить и не такое…
Кстати, о судьбе маленькой девочки, омывшейся в ледяной купели, журналист ничего не пишет. А ведь наверняка не упустил бы случая сообщить широкой общественности, если бы ей стало хуже или, не дай Бог, умерла! Выздоровела? Или не существовала вовсе?
Автор: Любовь Лязина