Telegram

НИ ЖИВЫ НИ МЕРТВЫ

Куда подевались 26 церковных деятелей, которые были так нужны в конце Великой Отечественной?

На заявлении Святейшего Патриарха Сергия (Страгородского) с ходатайством об амнистии 24 архиереев и двух иноков, затерянных в системе ГУЛАГ, чьи опыт и таланты были крайне необходимы Русской Православной Церкви в середине 1940-х годов, красным карандашом стоит резолюция: «Надо ускорить получение от упр. делами патриархии данных о гражданских именах, фамилиях и провести через (слово неразборчиво) проверку. Подпись».

Ныне этот документ (ГАРФ.Ф. 6991. Оп. 1. Д. 454. Л. 1) хранится в Государственном архиве Российской Федерации, и, судя по тому, насколько поверхностно, частично была проведена тогда работа над резолюцией, понимаешь, почему репрессивная машина советского правосудия и исполнения наказания внушала такой ужас: в ней просто документы не успевали за волеизъявлением, в результате чего люди терялись на долгие годы, иногда безвозвратно.

Тогда выяснены и внесены в отдельный список (ГАРФ.Ф. 6991. Оп. 1. Д. 454. Л. 3–3 об.) были лишь некоторые имена и отчества представленных к амнистии. Однако, видимо, в процессе работы стала очевидной ее бесперспективность: выжил лишь один из 26. Мы уже рассказывали о девяти архиереях из этого списка, причисленных к лику святых. Завершим начатое, кратко познакомив с личностями и судьбами тех, кого мы не найдем в святцах, но чья кровь, смешавшись с кровью священномучеников, напитала семя новой, возрожденной в XX веке Русской Церкви.

Десять стойких

«Широков, епископ Волоколамский Иоанн; 1893 г.», викарий Московской епархии — еще один высокообразованный архипастырь, который мог бы составить славу Русской Церкви, переживи он волну «большого террора». Окончил Казанский университет, уступив родителям, не дававшим ему благословения на монашеский постриг, к которому он всей душой стремился. По его кандидатуре в ответ на ходатайство Патриарха Сергия было сообщено о смерти в заключении. О расстреле 19 августа 1937 года на Бутовском полигоне известно не было.

«Иванов, епископ Саратовский Вениамин; 1885 г.», кандидат богословия от Казанской духовной академии, миссионер Херсонской епархии. Большевики долго скрывали его смерть. В официальной справке, полученной из Северо-Казахстанской области в 1961 году, говорится о смерти 13 марта 1945 года от цирроза печени. В действительности он был расстрелян в 0 часов 35 минут 22 октября 1937 года, спустя два дня после приговора.

«Абрамкин, архиепископ Пятигорский Мефодий; 1883 г.», викарий Вор.онежской епархии, бывший до пострига многодетным священником, остался в памяти людей как постник, молитвенник и страдалец за веру. Его вдохновенные службы привлекали прихожан и снискали их любовь и глубокое уважение. Он горячо обличал обновленчество, подолгу и с большим вниманием молился. Вместе с четырьмя дочерьми владыка при советской власти ютился по случайным углам. Когда 22 сентября 1937 года его арестовали по обвинению в сотрудничестве с мифическим «московским церковно-фашистским центром», с ним случился сердечный приступ. Все оставшееся время до расстрела 14 февраля 1939 года он мучился от болей в сердце в Ставропольском следственном изоляторе, где было тесно настолько, что он стоял, плотно сжатый людьми.

«Шарапов, епископ Алма-Атинский Тихон; 1885 г.», иеромонах Почаевской лавры, издатель журналов «Русский инок» и «Православие», обладал глубоким умом и начитанностью. Это был убежденный сторонник сохранения православных епархий на территории Польши в юрисдикции Патриарха Московского, один из виднейших противников создания раскольнической Польской автокефальной православной церкви. Пережив три года на Соловках и ссылку в Северном крае, он был расстрелян 10 ноября 1937 года в одном из горных ущелий близ Алма-Аты.

«Попов, епископ Пензенский Ираклий; 1885 г.», еще возглавляя Иркутскую епархию (1924–1928), старожилам городов Киренска и Нижнеудинска запомнился как смиренномудрый праведник, отзывчивый к любому горю, и как целитель болящих, которых привозили к нему из разных мест. Советская власть оценила его иначе — как члена контрреволюционной церковно-монархической организации, за что он был расстрелян 14 февраля 1938 года.

«Никифоров, епископ Орловский Иннокентий; 1879 г.», первый епископ из кряшен (этноконфессиональная группа крещеных татар), был расстрелян в Курске 4 декабря 1937 года по делу, которое в 1955–1957 годы УКГБ Орловской области признало фальсифицированным.

«Шкурко, епископ Яранский Вячеслав; 1886 г.», иеромонах Киево-Печерской лавры, викарий Кировской епархии, был из дворян. Высокий, представительный, притом кроткий и глубоко-религиозный, он отличался простотой, нелицеприятием и некоторыми странностями. Его благочестие многие принимали за юродство. Он мог ответить невпопад или промолчать с непонимающей улыбкой, во время богослужения неожиданно рассмеяться вслух. Его расстреляли в Кирове 17 декабря 1937 года.

Осень 1937 года была поистине «урожайной»: 15 сентября 1937 года в Сыктывкаре расстрелян епископ Арзамасский Серапион (Шевалеевский), 1873 г. р., 23 октября в Свердловске — архиепископ Свердловский Макарий (Звездов), 1874 г. р.

«Клодецкий, викарий Московский Иннокентий; 1893 г.» В связи с проводившейся операцией по «репрессированию антисоветских элементов», находившихся в местах заключения, был привлечен по одному делу с епископом Кирилловским Валерианом (Рудичем). Виновным себя не признал. 15 марта 1938 года приговорен Особой тройкой НКВД по Архангельской области к смертной казни.25 апреля 1938 года расстрелян в лагерном пункте Новая Ухтарка (близ Ухты), погребён в общей безвестной могиле.

«Подписавшиеся»

«Борисовский, митрополит Павел Ярославский; 1867 г.» Его рваная биография вмещает целых четыре ареста (1919, 1922, 1926 и 1937 годы) и три епархии, которые он возглавлял в разные годы (Ярославскую, Вятскую, Челябинскую); дважды он был викарием Владимирской епархии, епископом Суздальским. Жесткий противник обновленчества, последовательный сторонник митрополита Сергия (Страгородского), он как «создатель антисоветских повстанческо-диверсионных групп» был расстрелян 6 октября 1938 года на расстрельном полигоне у деревни Селифонтово в Ярославской области. Перед этим он, понятно под каким давлением (допрашиваемым не давали спать, подсовывали подписывать чистые листы бумаги) признал себя виновным и назвал «членов Синода, составляющих антисоветскую группу (20 имен)».

«Козлов, епископ Уфимский Григорий; 1883 г.» общей канвой своей жизни повторяет судьбу митрополита Ярославского Павла. Так же в церковных спорах 1920–1930-х годов поддерживал митрополита Сергия (Страгородского), и так же на допросах в ноябре 1937 года дал признательные показания, подпись под которыми поздняя экспертиза признала фальшивой.

«Козырев, епископ Барнаульский; 1882 г.» Все четыре брата-священника владыки Григория (Козырева), энергичного участника диспутов с безбожниками, тоже были репрессированы; двое из них, Иоанн и Василий, причислены к лику священномучеников. Да и его канонизации помешала, пожалуй, только его подпись под пятью машинописными страницами допроса по обвинению в принадлежности к контрреволюционной эсеро-монархической повстанческой организации, действовавшей на территории Западно-Сибирского края. Насколько добровольная? Кстати, в 1923 году он отказался работать секретным сотрудником ОГПУ, заявив, что это несовместно с его религиозным саном. 2 сентября 1937 года епископ Григорий был расстрелян в Барнауле.

Покаявшиеся

«Кузнецов, архиепископ Сарапульский Алексий; 1875 г.» в делах управления Церковью был тактиком, не чуравшимся риска. В августе 1922 году он перешел в обновленчество, вступив в «Живую церковь» и разослав по Сарапульской епархии устав и программу «живоцерковников» за своей подписью как руководство к действию для всего духовенства и мирян. Как позже, в сентября 1923 года, он объяснял в рапорте Патриарху Тихону, на такой шаг он пошел «исключительно только в целях сохранения в своем управлении епархии, предотвращения раздора и разногласий в ней, необходимостью избежать полного расстройства в церковных делах и дезорганизации среди духовенства». Ни одна амнистия не успела бы помешать его расстрелу 15 ноября 1938 года, который состоялся в Ижевске прямо в день подписания приговора «тройки» УНКВД по Удмуртской АССР.

«Алентов, епископ Тамбовский Венедикт; 1888 г.» в бытность викарием Смоленской епархии епископом Вяземским в 1922 году также прошел через искушение обновленчеством, но в 1924-м принес покаяние и был оставлен на кафедре. 28 апреля 1937 года арестован, в 20 января 1938-го расстрелян.

Последним в патриаршем списке указан «Адаменко, протоиерей в Горьком, введший службу на русском языке». Сведения о нем находим в биографическом справочнике «Нижегородский мартиролог репрессированного духовенства, монашествующих и мирян Нижегородской митрополии». Священник пережил три ареста: в 1931-м, 1935 и 1937 годах, отбыл два лагерных срока, в Красновишерске и Караганде, и был расстрелян 20 ноября 37-го. Обновленческое заблуждение, к которому его привело отчасти искреннее стремление к миссионерской работе, он преодолел накануне своего первого ареста. Проведение богослужений на русском языке отец Василий тоже считал важным миссионерским делом и даже получил от Патриаршего местоблюстителя благословение служить на русском языке, с условием, что и пользоваться будет перевод принятого Православной Церковью богослужебного церковно-славянского текста. Такие службы совершались в небольшом нижегородском храме в честь пророка Илии.

Сегодня список представленных патриархом Сергием к амнистии разделен на две неравные части по факту церковной канонизации упомянутых лиц. Треть списка ныне прославлена в лике священномучеников (есть и единственный выживший —  священноисповедник Николай (Орловский), архиепископ Могилевский), иные просто считаются пострадавшими за веру. Все вместе они — бесценный ресурс Церкви, имеющей как земную, так и Небесную свою ипостась.

Текст: Лилия Шабловская