ЖЕНЩИНЫ В ЧЕРНОМ

«Трое» – в этом этюде (1933-1035) к картине Павла Корина «Реквием» объединены фигуры, представляющие молодость, средние и пожилые годы женщины. Каждая – в монашеском облачении. Не все реальные прототипы этих персонажей посвятили свою жизнь служению Богу. Но можно сказать наверняка: с Его именем они и жили, и умирали.

Старица

В центре композиции художник разместил согнутую от жизненных невзгод старуху, опирающуюся на клюку. Мрачно и смело глядит она на зрителя из-под меховой шапки, надвинутой на лоб. Мы видим только ее руку и резко очерченное узкое лицо – фигура укутана в черную рясу, скрывая все земное.

Установить, кто именно стал прототипом пожилого персонажа этого этюда, удалось достаточно недавно. Сохранилось очень мало сведений о ее жизни – нет даже точной даты рождения и смерти. И имя в постриге Марии Николаевны Елагиной так и не установлено.

Большая семья дворян Елагиных была известна в московском кругу и в истории страны в целом, поэтому не удивляет выбор Павла Дмитриевича изобразить одну из их представительниц на полотне с названием «Русь уходящая» (изначальное название «Реквиема»). Однако куда более значимый след оставила другая Елагина – Екатерина Николаевна – советский геолог, первооткрыватель кимберлитовой трубки «Мир». Елагиным (гонимым людям из «бывших») было непросто выжить, зачастую приходилось скрывать свое происхождение.

Остались сведения, что причиной пострига Марии в монахини стала несчастная любовь, пережитая в молодости. По воспоминаниям современников, к моменту написания картины то была «маленькая сухонькая старушка, продолжавшая носить черные монашеские одеяния», набожная и добрая – истинная представительница ушедшего времени.

Погибла она зимой 1931 или 1932 года, переходя через Зубовский бульвар, – попала под трамвай. Намеренная незаметность и служение Богу – таким был путь этой монахини.

Никем не узнанная

За спиной монахини (справа) стоит женщина в строгой темной одежде. Ее лицо с открытым высоким лбом обрамлено черным платком. Печальные глаза туманно смотрят куда-то дальше – не на конкретный объект, за границы картины. Она погружена в свои мысли, отрешенно присутствуя на большом событии, изображенном на общей картине – пасхальной службе в московском Кремле.

В настоящий момент никаких сведений о жизни этой инокини не обнаружено.

Несломленная красавица

Слева – самая молодая из персонажей, бесстрашная и высокая фигура написана в полумонашеском одеянии. Темный фон только подчеркивает свет больших ясных глаз и яркий румянец на ее щеках. Этот светлый образ стал символом героико-романтического направления в творчестве Корина. Голова ее не покрыта. Сжатая рука удерживает плащ на груди, она порывиста и уверена в своем выборе. По большому счету, ей и посвящен весь наш рассказ.

Софья Михайловна Мейен (19.10.1903–08.06.1982) не стала монахиней, но была воцерковленным человеком, воспитана в христианской вере и в молодости пела на клиросе. Их знакомство с автором картины объясняется просто: она была сестрой близкого друга Корина – художника Владимира Михайловича Голицына. Часто бывала с семьей у него в гостях.

Софья принадлежала к известным княжеским родам Голицыных и Лопухиных. Родилась в Тульской губернии, в городе Епифань. Она была внучкой московского городского головы Владимира Михайловича Голицына, во времена которого сформировалась новая городская инфраструктура Москвы: были построены первая электростанция в Георгиевском переулке (1888), первая телефонная станция, 50 артезианских скважин на территории города, Рублевские водозаборные и очистные сооружения. Он организовал скупку частных линий конок, замененных единой трамвайной сетью. При нем строились электростанции на Раушской и Берсеневской набережных, Павелецкий, Виндавский (Рижский), Савеловский вокзалы и перестраивался Курский.

Многое из прежней жизни рухнуло после Октябрьского переворота, но, тем не менее, Софья пыталась влиться в новое общество и в 1924 году поступила на химико-фармацевтический факультет МГУ, однако через полгода была отчислена из-за «непролетарского» происхождения. Не помогло даже ходатайство педагога. Официальной специальности у нее не было, поэтому большую часть жизни она работала машинисткой.

В 1929 году Софья вышла замуж за Виктора Александровича Мейена (1894–1942), с которым познакомилась в середине 1920-х. Они венчались в церкви села Глинково, под Сергиевым Посадом.

Виктор Александрович окончил Московский университет, разрабатывал тему искусственного разведения рыбы. Работал научным сотрудником в Институте рыбного хозяйства и океанографии (ВНИИРО), получил степень кандидата биологических наук. Он писал научно-популярные книги и статьи. К 1937 году написал свои религиозно-философские размышления.

В октябре 1941-го его арестовали, якобы из-за немецкой фамилии, хотя это было совсем не так. Один из его далеких предков был кораблестроителем, приехавшим в Россию из Голландии по призыву Петра Первого. Родственники Мейена были состоятельными и деятельными людьми в прежние времена. Отец владел двумя доходными домами в Москве. Мать – Александра Викторовна Мейен (Бабина) до революции руководила созданным ею детским приютом. Однако потом они ютились в своем же особняке, поделенном на коммунальные квартиры. К счастью, уплотняли их тоже «бывшими».

Одним из соседей, к примеру, был внук писателя – Сергей Сергеевич Толстой, который служил диаконом у митрополита Трифона (Туркестанова). Он занимался с детьми Софьи Законом Божиим. Все семьи помогали друг другу (деньгами и едой), с трудом выживали, но никогда не жаловались на невзгоды.

В начале осени 1941-го семья перебралась жить в город Дмитров. В тот период арестовали не только Виктора Александровича, но так же дядю и брата Софьи Михайловны. Ее мужа сначала приговорили к расстрелу по 58-й статье, но потом заменили приговор на 10 лет исправительных лагерей. Он был отправлен в Карагандинский лагерь, где умер в ноябре 1942 года. В 1956 году был реабилитирован за отсутствием состава преступления. Брат – художник (друг Кокорина) тоже погиб в лагере Свияжска.

Яркие воспоминания о семье, пусть и не имевшей достаток, но сохранившей прежние порядки, остались в воспоминаниях старшей дочери – Екатерины Викторовны Тутуновой (Мейен): «Я родилась в 1931 году. Через два года родилась Лиза, еще через два года – Сережа. Мы жили в Большом Левшинском переулке в старинном особняке. Мы – это папа, маман, бабушка и трое детей. А мы не говорили «мама» и «папа», мы тогда еще говорили «маман» и «папа». Я и сейчас говорю «папа». У нас был хороший дом и хорошее детство. Я не помню ссор или сплетен. Нам читали только старые книжки. Маман пела нам старинные детские песенки. На Рождество устраивали елку, хотя в то время елки были запрещены. Папа проносил ее под пальто. Окна занавешивали толстыми одеялами. А на верхушке елки всегда «сияла» звезда. Зажигали свечи, купленные в церкви».

Развитием детей родители занимались с ранних лет: ходили с ними в музеи и театры, а уже дома обсуждали увиденное. У них не было новой одежды, только перелицованная старая, однако правильное воспитание было намного важнее. Какие-то ценные вещи родственникам удавалось выменять на продукты, чтобы хоть немного подкормить.

Дети ходили в храм, участвовали в службах, знали все праздники и традиции и не скрывали своей веры даже в школе. Удивительно, но это не имело для них никаких последствий, кроме того, что им не пришлось вступать в пионеры и становиться комсомольцами.

После ареста мужа Софья осталась одна с тремя маленькими детьми на руках и тяжело больной свекровью. Она сразу же вернулась из Дмитрова в Москву – там было чуть лучше с продовольствием и подальше от линии фронта. Смогла устроиться разнорабочей в Ботаническом саду. Позже работала машинисткой, а все свободное время проводила на службах в храме Илии Обыденного – неподалеку от места, где они жили. Затем работала редактором в журнале «Доклады Академии наук».

40 лет она прожила вдовой, посвятив жизнь детям. Все они получили высшее образование. Сын и дочь окончили МГУ, вторая дочь – Московскую консерваторию.

Софью Михайловну отпевали в церкви Илии Обыденного. Похоронена она на Хованском (немецком) кладбище.

Трое. Три женщины в монашеском и полумонашеском одеянии. Что их объединяет, помимо осознанного ими и осуждаемым современниками выбором жить во Христе? Как минимум, принадлежность тому социальному слою, представителям которого не повезло родиться в советское время. Их презрительно называли «бывшими», «неправильного происхождения», «из тех»… И они были гонимы. Ломали их судьбы, рушили их семьи, лишали свободы, пытались сломить их дух и лишить веры, но не смогли.

Автор: Ольга Плаксунова