Павел Корин написал портрет архимандрита Никиты (Курочкина) за год до его смерти. По истине подвижник веры, он был продолжателем традиций православного старчества в советское время, духовным наставником молодого поколения монахов последних тайных общин московского Высоко-Петровского монастыря в 1920-1930 годы. Не раз подвергался допросам, арестам и ссылкам, но не сломался, все выдержал. На этюде к картине «Реквием» он выглядит как скала, о которую бьются волны, пытаясь ее разрушить. Его взгляд спокойный и уверенный. Отец Никита будто говорит нам: ничего не надо бояться, даже в самые темные времена любой, кто этого действительно захочет, может увидеть Свет.
Мальчик Коля несет первые послушания
Архимандрит Никита, в миру Николай Курочкин-Степанов, родился 19 ноября 1889 года в деревне Карцево Звенигородского уезда Московской губернии. По всей вероятности, родители вскоре после рождения сына уехали на заработки в столицу, поэтому мальчик воспитывался родными, которые были прихожанами Высоко-Петровского монастыря. Они брали Колю с собой на службы, и он не переставал дивиться их красоте. Особенно ему нравились богослужебные песнопения. Обладая невероятно красивым, по истине ангельским, голосом, он и сам стал петь на клиросе монастыря с восьмилетнего возраста. Иногда его даже приглашали регентовать братским хором, что он делал, вставая на стул. С 1902 года Коля нес в храме послушание помощника канонарха. Так называется в монастырях клирик – предначинатель и распорядитель церковного пения. Уже в подростковом возрасте он задумал принять монашество, на что и получил благословение местного епископа.
Николай отправился на поиски обители, где можно было обрести настоящее старческое руководство. После путешествия по России и знакомства с ее известнейшими монастырями (Оптиной, Глинской пустынями и другими) он остановил свой выбор на Смоленской Зосимовой пустыни. Впоследствии подвижник веры сам признавался, что это было самое благодатное место, какое он когда-либо встречал. В 1911 году он становится зосимовским послушником. Его духовным наставником стал благочинный пустыни иеромонах Мелхиседек. В пустыни Николай исполнял послушание конанарха и келейника старца Алексия.
В 1915 году – призыв на военную службу и отправка на фронт. Во время февральской революции, комиссованный по болезни, он с радостью возвращается в монастырь.
Новое имя и новая обитель
В 1919 году в Зосимовой пустыни Николай принимает постриг с именем Никита, а уже на следующий год игумен Герман (Гомзин) рукополагает его в иеродиакона.
По закрытии Зосимовой пустыни иеродиакон Никита вместе с некоторыми другими насельниками по приглашению епископа Варфоломея (Ремова) переезжает в московский Высоко-Петровский монастырь, и 1 июня 1923 года его рукополагают в иеромонаха.
20-30 годы XX века… Один за другим следуют аресты священнослужителей, храмы закрывают, монахов выгоняют из монастырей. Довольно скоро репрессии в отношении духовенства, начавшиеся после Октябрьской революции, добрались и до Высоко-Петровской обители. Уже в 1918 году монастырь был формально закрыт. Все жилые здания были реквизированы и переданы в жилищный фонд, но храмы продолжали действовать, полулегально, почти тайно. Осенью 1923 года здесь даже возникает одна из крупнейших в СССР подпольных монашеских общин во главе с епископом Варфоломеем, который пригласил сюда для служения в монастырских храмах часть братии закрытой в начале того же года Смоленско-Зосимовой пустыни. Бывший монастырь оставался центром общины до июня 1929 года, когда был закрыт последний храм монастыря.
С «подпольным периодом» монастыря связаны имена монахов и прихожан монастыря, принявших мученическую кончину за Христа или подвергшихся гонениям после революции 1917 года: схиархимандрита Игнатия (Лебедева), иеромонаха Феодора (Богоявленского), игумена Варлаама (Никольского), епископа Макария (Гнеушева). В свое время эти подвижники веры будут канонизированы и войдут в сонм новомучеников и исповедников Церкви Русской.
В 1924 году был арестован и приговорен к ссылке иеромонах Никита. Он был выслан на три года в город Осташков Тверской губернии и, как указывал зосимовский схимонах Симон, служил в то время в Новосоловецкой пустыни. Через два года по возвращении из ссылки в Высоко-Петровский монастырь отец Никита возведен в сан архимандрита. Он также становится благочинным и одновременно канонархом монастыря. Самым близкими его друзьями были будущий новомученик отец Игнатий (Лебедев) и архимандрит Зосима, с которым они были неразлучны со времени пребывания в Высоко-Петровском монастыре. Владыка Варфоломей называл эту компанию «пирги» (по-гречески – «столпы»). Когда архимандрит Игнатий был арестован, отец Никита не отказал в окормлении его духовным чадам.
Молодой старец
Мудрого ученика зосимовской школы, его стали почитать за старца в довольно молодом возрасте. К нему часто обращались духовные чада подпавших под репрессии монашествующих. После расстрела в 1935 году архиепископа Варфоломея и его осиротевшая паства пришла к старцу Никите за духовным окормлением.
По воспоминаниям современников иеромонах Никита обладал прекрасным голосом, поэтому все с нетерпением ждали, когда он будет читать на службе. Каждое произнесенное им слово было не просто слышно – оно доходило до сердца любого присутствующего в храме. Часами прихожане не уставали слушать, как он читает и поет.
Вот как вспоминает о нем одна из его духовных чад: «Под скромной кроткой внешностью смиренномудрый зосимовский инок носил в себе все изобилие даров духовных. Небольшого роста, полнеющий, с округлым детским лицом, он вменял себя в ничто как духовник, но никому не отказывал в духовной нужде. К некоторым был исключительно нежен, других же смирял, иногда бывал резок и строг. Очень не любил напыщенности в откровении, сразу сделается недовольным, глазки станут сердитыми и начнут быстро-быстро бегать. В руководстве своем отец Никита был очень мягок, уступчив, терпелив к немощам, по долгу-долгу ждал исправления, смирял мягко, наказывал редко. Душа у него была нежная, просто детская временами, людей он боялся, ни в чем себя показывать не любил, за столом говорил немного и как-то неутвердительно высказывал свои суждения, точно сам советовался. Отец Никита всегда со смирением принимал выражение той горячей любви и скорби, которую испытывали духовные чада архимандрита Игнатия в разлуке со своим руководителем. Часто отец Никита напоминал заветы друга каждой отдельной сестре, указывал, когда они уклонялись от этих заветов, сам вменял себя лишь в простого посредника. О всяком деле чтобы советовались трое из старших оставшихся сестер. Вот вы и держите совет, когда меня не бывает».
«Я тебя встречу там»
28 декабря 1930 года архимандритов Никиту и Зосиму арестовали. На допросах они не принимали никаких обвинений. Первый говорил: «Советскую власть я признаю как власть, поставленную от Бога, при ней духовенство также освободилось».
Приговор отцу Никите был зачитан 1 января 1931 года. Как и его друг, он был обвинен по статье 58/10 (без указания части) Уголовного Кодекса РСФСР. В обвинительном заключении было сказано: «… бывшие монахи ликвидированных монастырей и подворий… попы и бывшие торговцы, будучи активными церковниками, считающими соввласть «властью антихриста» …живя скопищами, занимались активной антисоветской деятельностью, выражающейся в организации нелегальных антисоветских «братств » и «сестричеств», в оказании помощи ссыльным единомышленникам, произнесении проповедей контрреволюционного характера, антисоветской агитации о религиозных гонениях, чинимых соввластью, и распространении всевозможных провокационных слухов среди населения, квартиры их являлись убежищем для всякого рода контрреволюционного элемента».
3 января 1931 оба архимандрита были приговорены к высылке в Северный край на три года. В два часа ночи, без теплых вещей, их привели на вокзал. Высадив за Вологдой, пешком гнали с утра до вечера, от деревни к деревне, где на ночлег разводили по домам местных жителей, которые принимали их с неприязнью.
Сначала ссыльные монахи трудились под Архангельском, на погрузке леса. Как необычайную милость Бога они восприняли паренька из близлежащей деревеньки, который часто, по доброте душевной, приходил помогать несчастным изгнанникам. Вскоре отцы были определены на новое место, в район реки Пинеги. Еще во время этапирования отец Никита сильно заболел, у него был такой сильный жар, что он уже сам решил, что его часы сочтены. Но это был еще не конец пути. На одном из ночлегов произошло буквально чудо. Сам монах потом рассказывал своей духовной дочери: «Ты знаешь, когда я уже не различал дороги и ноги полностью окоченели в легоньких хромовых сапогах, то подумал, что идти дальше не смогу. Добрались мы до очередной деревни. Стоим. Весь этап разводят по домам, а мы с отцом Зосимой все стоим и стоим. А уже темнеет, мороз крепчает, ноги отваливаются. Тут подходит к нам молодой человек и говорит: «Пойдемте со мной». Мы идем за ним, заходим в дом, и там нас встречает женщина с радостным восклицанием: «Так вот кого мне Господь-то послал! » А я смотрю: «Боже мой! » – у нее накрыт праздничный стол: пироги, суп. Она накормила нас, омыла и попарила мне ноги. Мы были необычайно удивлены и спросили ее: «Скажите, почему Вы нас так встречаете?». «Вы знаете, – ответила она, – я сегодня видела необычайный сон, но сначала не обратила на него внимания, а когда заснула опять, он повторился второй раз; на меня взирала Светоносная Жена, которая повелела мне: – Ты смотри, прими их, прими их. Ты знаешь, кто они и куда идут? Они рабы Мои. И я стала думать, кого же я должна принять. Поставила тесто и весь день поглядывала в окно. Потом смотрю – батюшки! – этап гонят, так вот кого принять-то надо! И послала к этапу своего сына, который вас и привел». И пришло мне на память, как святитель Иоанн Златоуст шел в ссылку и что Господь всегда промыслительно посылает помощь, а значит, надо идти дальше. От этапа я уже не отходил».
Ссылка закончилась в декабре 1933 года. Оба старца были направлены на служение в Знаменскую церковь села Ивановское под Волоколамском.
По словам очевидцев, отец Никита знал время своей кончины, так как имел об этом откровение. Приехавшей в 1937 году, во время Великого поста, Ольге Кавелиной он сказал: «Мне умирать надо. Все равно меня так не оставят: сошлют без права переписки, и пропадешь без вести; лучше, чем есть, не будешь, а то, что есть, растеряешь. Мне умирать надо». На мольбу взять ее с собой он ответил: «Тебя – нет, тебе пострадать надо. Я тебе сказал все, и, если в жизни не найдешь ответа, значит плохо слушала, вини себя. Я тебя встречу там, и только от тебя зависит, какой ты придешь».
На Пасху с ним был очень преданный духовный сын, иеродиакон Феодор (Богоявленский), также запечатленный на эскизах к картине Павла Корина «Реквием». Это многие годы спустя он будет прославлен Русской Церковью в лике новомучеников. А пока это был просто послушный ученик. Сын консула, погибшего в Персии, студент медицинского факультета Московского университета, позже солдат, активный участник борьбы с беспризорностью, принявший постриг в Высоко-Петровском монастыре, Феодор буквально боготворил своего строгого наставника, следовал всем его научениям, хотя ему было трудно смирить свою дворянскую гордость. К этому времени отец Федор уже отбыл три года в лагерях…
2 мая отец Никита позвал к себе в Волоколамск своих духовных детей для последнего наставления. Всех исповедовал и благословил причаститься. После исповеди он поставил их на земные поклоны (хотя поклоны были отменены по Уставу) перед чудотворной иконой Знамения Божией Матери, как бы вручая под покров Царицы Небесной своих чад. После причастия раздал всем по пасхальному яйцу и немедленно отправил всех на станцию: народу было так много, что это могло вызвать подозрение у властей.
6 мая, на праздник великомученика Георгия Победоносца, отец Никита совершил Божественную литургию, а днем у него случились инсульт и полная парализация. Он сам себе несколько раз читал отходную, был все время в сознании и не говорил ничего, кроме слов молитвы: «Господи, если и не сердечное, то хоть словесное покаяние прими». Все его последние дни и ночи за ним ухаживал отец Феодор. После смерти 12 мая 1937 года своего духовного отца он, по ходатайству церковного совета, заступил на его место и послужил в храме до 1940 года.
Проститься с архимандритом Никитой пришло много людей, отовсюду съехались духовные чада. «Оторвалась часть души моей! – писал в одном из писем зосимовский старец Игнатий. – Рана эта от продолжительности дней будет не заживать, а бередиться с каждым днем от лишения удовлетворения потребности в нем… Пирг не умер, но жив и продолжает путь к Живому Богу. Он отошел Ему поклониться радующеся и праздновать Пасху вечную».
Текст Татьяны Гариной