К 1940 году на территории РСФСР не было ни одной действующей обители: советская власть смела в стране остатки общежительного монашества. Лишь временно, в годы войны, на оккупированных территориях возникло около 40 монастырей. Но уже в 1944–1945 годах местные власти вновь стали отбирать у монахов земли и помещения. Впрочем, эта тенденция не получила развития. Уже 29 мая 1946 года было принято постановление Совета Министров СССР «О православных монастырях», в котором изъятые земли и здания, занятые предприятиями и учреждениями, предлагалось вернуть Церкви. Этот процесс коснулся и мощей угодников Божиих, бывших магнитом и скрепой для многих обителей.
В отчетах уполномоченных по делам Русской Православной Церкви при Совете народных комиссаров СССР за 1946 год, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 119. Л.84–91, ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 118. Л. 95–100), содержатся ценные сведения о состоянии и деятельности обителей, которые с трудом преодолевали физическое разорение, с трудом собирали тех, кто еще представлял духовный опыт, евангельскую «соль земли».
Возвращение лавры
Лакмусовой бумажкой состояния монашества в СССР была Свято-Троицкая Сергиева лавра. На нее равнялись, происходившее в ней рассматривалось зачастую как общецерковный прецедент. Именно так было в 1946 году, когда Пасха стала для этого сердца русского монашества знаменем возрождения. 20 апреля здесь совершили первую после 1919 года Божественную литургию. Прежде музей, во время войны — оборонительный центр, теперь лавра преподобного Сергия вновь становилась монастырем.
Передача здания Успенского собора в ведение Патриархии состоялась 15 мая 1946 года по распоряжению Совета министров СССР от 3 апреля, а уже 27 октября того же года (распоряжением от 5 апреля 1946 г. № 11895-рс) лавре вернули помещения большой и малой трапезной с бывшей Сергиевской церковью, колокольню при Успенском соборе, храм в честь преподобного Михея Радонежского и часовню с источником около Успенского собора.
В выписке из информотчета уполномоченного по Московской области Трушина читаем:
«В настоящее время на территории Троице-Сергиевской лавры функционирует мужской монастырь, где зарегистрировано 17 священнослужителей, а вся братия монастыря состоит из 21 чел., из них: архимандритов — 6, иеромонахов — 5, игуменов — 3, иеродиаконов — 2, священников — 1, монахов — 1, послушников —3»(ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 119. Л. 84–91). Только вдумайтесь в эти цифры!В стране, где духовенство систематически уничтожалось, с изволения властей в едином месте была собрана хоть и не столь многочисленная, как до революции (более 400 монахов в 1910-е годы), но уже братия. Каждая личность была поистине на вес золота.
«Все члены братии (за исключением наместника архимандрита Иоанна(Разумова) — авт.), — уточняет Трушин, — находятся в лавре на разных правах. Все виды службы проводятся силами монахов, то есть каждый монах помимо церковной службы выполняет другую работу, как, например, сторожа, уборщика, столяра, свечника, ризничного, эконома и др. виды работы. Члены братии за несение службы в лавре денежное вознаграждение не получают. Питанием и одеждой обеспечиваются за счет лавры».
Следовательно, братство, основанное преподобным Сергием, возрождалось именно в общежительных традициях, не как объединение своекошных иноков, наспех собранных из осколков монашества.
По мнению советских администраторов, «режим и распорядок в лавре поддерживается монастырский». Уполномоченный скрупулезно фиксирует богослужебный график:«В настоящее время служба происходит в Трапезной церкви. Там же находятся и мощи Сергея Радонежского. Богослужение производится ежедневно четыре раза, то есть в 6–7 часов ранняя обедня, в 8–10 часов — поздняя, в 17–18 часов — всенощная и 20–21 час —вечерня».
Кстати, доступ к мощам преподобного был открыт с 6 до 24 часов без перерыва. И люди потянулись.
«В церковные праздники на богослужение в Троице-Сергиевскую лавру приезжают богомольцы не только из г. Москвы и окрестных сел, но и из других городов, как, например, из Александрова, Иваново, Калинина и т.д.», — отмечается в отчете. Причем паломничество носит сезонный характер: «Если летом за каждой службой было в будни от 100 до 200 человек, в воскресенье — от 1500 до 2000, в церковные праздники — от 4000 до 6000 чел., то в настоящее время бывает в будни от 50 до 100 человек, в воскресенье — 1000–1500, в церковные праздники — от 3000 до 4000 человек». Цифры вполне соотносимые с современной посещаемостью храмов.
Магнитом для верующих была не только всенародно чтимая святыня — мощи «игумена земли русской», но и собственно возрождаемое монастырское благолепие.
«В воскресные дни и церковные праздники служба сопровождается мужским хором в количестве 15–20 человек. Певчие получают вознаграждение за каждую службу. А всего в течение месяца последним выплачивается 15–20 тыс. рублей».
Конечно, главный интерес контролирующего органа представляла экономическая деятельность богатейшей некогда лавры. Ничего противоречащего принципам социалистического хозяйствования при этом усмотрено не было:
«Доход лавры складывается главным образом от продажи свечей, затем тарелочного сбора и т.п. Доходность каждый месяц бывает разная, так, например, в летние месяцы составляла от 300 до 400 тыс. рублей, в зимние месяцы — от 150 до 200 рублей.Доходы лавры распределяются на следующие нужды: ремонт и реставрацию зданий, на содержание братии (питание, одежда и т.п.), содержание хора певчих, на покупку свечей, масла, вина и др. виды расхода».
А средства требовались, и немалые. После передачи первых же объектов лавры Московская патриархия сразу приступила к ремонту и реставрации.
«На здании Успенского собора была полностью перекрыта и покрашена кровля, сделаны водосточные трубы. На главном куполе поставлен крест. Фасад здания был оштукатурен и побелен. Произведено остекление окон и дверей. Реставрирована живопись трех крылец. Переведено электричество и т.д. — на что затрачено около 1000000 рублей, — докладывает Трушин. — В трапезной церкви была сделана промывка живописи. Сделаны и остеклены оконные и дверные переплеты. Установлен иконостас. Поделано 5 голландских печей и 1 — калориферная. Помещение электрифицировано, — на что затрачено было ½ миллиона рублей. Отремонтировано несколько комнат для братии. На ремонт и реставрацию всех объектов, переданных в ведение Московской патриархии, израсходовано около 2 миллионов рублей».
При этом источники дохода лавры искусственно ограничивались: «Исполнение треб верующих (крещение, браки, отпевание умерших и т.п.) в Успенском соборе не производится. Исполнение треб на дому у верующих священнослужителям запрещается». Советская власть не могла допустить уверенной экономической состоятельности Церкви.
Не только Русь
Знамя монашеского возрождения быстро подхватили по всей советской стране. Пример Троице-Сергиевой лавры вдохновил остатки иноческого рассеяния подавать ходатайства о возобновлении обителей. Удивительно, как быстро это произошло и насколько далеко распространился импульс. В Совет по делам Русской Православной Церкви стекаются отчеты с мест:
«Казахская ССР. Архиепископ Николай стремится восстановить прежний монастырь и превратить это «святое место» в паломничество. Туркменская ССР. В ноябре мес. из Совета ко мне поступило ходатайство бывшей игумении женского Ашхабадского монастыря Александрины и казначея этого монастыря Стрельцовой об открытии в г. Ашхабаде женского монастыря. Вопрос этот будет представлен на рассмотрение Совета Министров Туркменской ССР в январе мес. 1947 г.» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 119. Л.84-91).
«Чувашская АССР. «В августе месяце с. г. поступило заявление, подписанное 30 «ревнителями-христианами» об открытии бывшего Каршлыхского монастыря Сундырского района. Из беседы с ходоками можно понять, что в окрестных селениях вокруг бывшего Каршлыхского монастыря проживает порядочное количество монахов, желающих вновь обосноваться на старом месте. Они подняли вопрос об открытии монастыря и смелее начали действовать после того, как под Москвой открылась Троице-Сергиевская лавра». (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 118. Л. 95–100).
За действиями святителя Луки (Войно-Ясенецкого) следили особенно тщательно, а потому зафиксировано его обращение к уполномоченному Совета по Крымской области по вопросу «о сборе всех находящихся в Крыму монашек в одно место».
Совет по делам Церкви следил как за процессом ходатайства об открытии обителей, так и за реакцией местных властей на это. В том же 1946 году по итогам отчета за III квартал уполномоченный строго напоминает местному исполнителю:
«Латвийская ССР. В информационном отчете тов. Смирнов ограничился только сообщением об увеличении числа монашествующих, между тем по этому вопросу необходимо давать Совету более полные сведения. Предложено представить Совету сведения о выполнении решения Совета Министров СССР от 29.II-46 г. «О православных монастырях». «По вопросу о Тюхтенском (Пюхтицком — авт.) монастыре, — читаем в другом месте, — Вам предлагается информировать Совет о фактической передаче здания гостиницы и о разрешении земельного вопроса в Министерстве земледелия ЭССР». «Ровенская область (т. Марута). О монастырях даны краткие сведения, но ничего не сказано, что сделано Облисполкомом в части выполнения постановления Совета Министров СССР от 29. V-46 г. № 1130-463с и Совета Министров УССР от 12.VIII-46 г. № 1414-78 «О православных монастырях» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 118. Л. 95–100).
Ни одна пядь монастырской земли, ни одна единица имущества не могли укрыться от внимательного взора сверху. Процесс возвращения церковной собственности затянется в стране на долгие десятилетия и переживет сам СССР — страну, в которой государство одним революционным декретом присвоило себе то, что обреталось Церковью столетиями. Однако для обратного процесса одного постановления правительства от 26 февраля 1946 года оказалось мало — потребовался долгий анализ правоприменительной практики.
Текст: Надежда Барулина